ДУХОВНОЕ НАСЛЕДИЕ ВОСТОКА

ПРИВЛЕЧЕННЫЕ ЗРЕЛИЩЕМ,
ИЛИ
ПРОВИНЦИЯ НЕ ЛАЮЩЕЙ СОБАКИ

Два случая параллельного развития религиозных представлений в Средней Азии и Японии

Вопрос о взаимовлиянии религий, о наличии сходных религиозных представлений и символов порой у исторически и географически далеких культур остается одним из наиболее дискуссионных в изучении истории религий. Обусловлено это сходство переносом представлений из одной религии в другую, или же указывает на их общую пра-историю, либо представляет собой случай конвергенции, обусловленной схожестью социального, культурного и прочих контекстов у самых отдаленных религий, своего рода «параллельностью» их развития.

В нашем сообщении мы рассмотрим два случая наличия сходных образов и сюжетов у народов до-исламской Средней Азии и раннесредневековой Японии. Первый связан с функцией собаки в ритуалах очищения, второй – с представлением о музыке как о средстве выманивания противника из укреплений.

Однако прежде чем рассмотреть эти случаи, стоит дать ответ на вопрос, чем из трех перечисленных причин могут быть обусловлены сходства между религиозными представлениями народов столь различных регионов.

С одной стороны, некоторые данные вроде бы позволяют гипотетически допустить общую «пра-родину» для ряда этих представлений. Если принять во внимание гипотезу об урало-алтайском происхождении японского языка (что отчасти подтверждается сравнительными исследованиями грамматик японского языка и тюркских языков народов Средней Азии), то можно было бы предположить и наличие некоторых общих архаических религиозных представлений. Причем, как среди тюркских, так и среди иранских народов Средней Азии. Например, как показал Филипп Жиньо, обряд выставления трупов, описанный в авестийском «Видевдате» (и подтвержденный археологическими раскопками на юге Средней Азии имеет убедительные параллели с похоронным обрядом народов Сибири.1 В свою очередь, интересные параллели отмечаются между оссуариями (ящиками, куда складывались очищенные кости), найденными на юге Средней Азии и на Окинаве. Наконец, в синтоизме, как и в «Видевдате» (III, 14-21), содержится предписание, чтобы труп переносили два человека, а не один.

Тем не менее, этих материалов еще недостаточно, чтобы постулировать какое-то пра-историческое единство среднеазиатских и древне-японских религиозных представлений. Лингвистические аналогии – крайне ненадежный материал для религиоведческих выводов (насколько нам известно, эти параллели не затрагивают религиозный вокабуляр); что же обряда погребения, то в силу многовекового влияния на японскую погребальную буддизма обрядность говорить о каких-то параллелях в этой области с доисламской обрядностью Средней Азии представляется проблематичным.

Сказанное можно отнести и к возможностям прямого влияния. Связи между Средней Азией и Японией в раннесредневековый период, безусловно, имели место. С Японией через караванные маршруты Великого Шелкового пути торговали согдийские купцы, о чем, в частности, говорит надпись VII в. н. э. на согдийском языке в г. Нара. С 654 по 676 гг., как сообщается в Хронике 720 г., в Японию, спасаясь от арабского вторжения, прибыли многие знатные семьи из Тохаристана. 2

Тем не менее, имеющихся данных об этих контактах все же крайне мало. Не стоит забывать, что между Японией и Средней Азией находился Китай, «генератор» собственного культурного и религиозного влияния (даже когда, как в случае с буддизмом, он выступал «ретранслятором» чужого); именно китайское влияние было доминирующим в Японии. Поэтому, рассматривая далее случаи совпадения между раннесредневековыми текстами Японии и Средней Азии, мы будем интерпретировать их как случаи параллельности развития разных, не связанных друг с другом религиозных традиций.

Эти случаи мы отметили в японской раннесредневековой летописи «Фудоки» (VII – VIII века н. э.)3, в которой содержаться различные сведения по древней религии Японии.

Культ собак

Культ собак в зороастризме, а также связь этого культа с культом мертвых достаточно хорошо прослеживается по самим зороастрийским текстам и по внешним свидетельствам (Геродот, Страбон). Поскольку у иранских народов существовало поверие, что душа предков после смерти переселяется в собак, пища, даваемая собаке, обладала еще и сакральным смыслом – как ублажение духов предков. «Видевдат» (XIII, 20-28) специально предписывал, какого рода еду следует давать собаке. В зороастрийском апокалиптической «Повести о праведном Вирафе» (Арда Вираф Намаг, XLVIII) говорится, что того, кто не давал пищу собакам и издевался над ними, в аду терзают собакоподобные демоны. Во многих областях Узбекистана и Таджикистана сельские жители до недавнего времени прежде, чем самим сесть за стол, кормили собак. В Сурхандарьинской области Узбекистана, например, в старину собак кормили дважды в день – утром до восхода солнца и вечером до заката; им давали «кума-кумоч» – пресное тесто без добавления соли, испеченное в золе.4

Хотя японские религиозные представления не содержат столь разработанного культа собак, между синтоизмом и зороастризмом обнаруживаются достаточно интересные параллели.

Например, в «Харима-фудоки» упоминается о кургане, в котором была по преданию захоронена охотничья собака императора Хомуда; этот холм так и назывался Инухака («Собачья могила»).5 Трудно сказать, были ли в Японии еще другие инухака, и можно ли в данном сообщении видеть свидетельство культа собак (а не культа императора: собака, все же, была императорской).

Тем не менее, сам по себе факт погребения собаки и возникновения соответствующего топонима достаточно интересен с точки зрения параллелей со Средней Азией. В отношении погребения собак в зороастризме действовали те же правила, что и для человека, за исключением того, что кости собак не складывались в оссуарий. Погребения собак обнаружены на территории древней Бактрии: в Хорезме в Узбекистане и в городищах Тупхода и Тепаи-шах в Таджикистане.6

Другой любопытный топоним (и связанная с ним легенда) содержится в «Хидзэн-фудоки»: Инунокоэяму-но куни – дословно: «провинция не лающей собаки». Согласно легенде, в то время как царь объезжал страну, на его лающую собаку случайно посмотрела одна роженица, «и та сразу перестала лаять (хоэямики)».7 Хотя связь между взглядом роженицы и собакой в тексте не объясняется, известно, что в синтоизме считается, что собаки рожают без боли, поэтому беременным женщинам в определенные дни предписывалось приносить статуям собак жертвы и молить об удачных родах.

Это объяснение (о безболезненных родах у собак), скорее всего, носит вторичный характер, в то время как связь между собакой и родами, по-видимому, связана, как и в среднеазиатском зороастризме, с культом мертвых. Например, среди жителей Сурхандарьинской области Узбекистана бытовало предание, что первая собака Вафадор (Преданная) была сотворена из пуповины, отрезанной от ребенка первых людей Марда и Марджоны, чтобы защищать этого ребенка от тварей Ахримана. За это ее считали братом этого ребенка; по смерти ее душа была вознесена в рай.8

В «Видевдате» забота о роженице также связывается с заботой о собаке.

Вообще, в синтоизме, как и в зороастризме, достаточно отчетливо выражена функция собаки как посредника между миром живых и мертвых. Достаточно вспомнить непременный атрибут синтоистского святилища – фигуры двух собак, охраняющих вход; иными словами, эти собаки охраняют границу между «священным» пространством (территорией святилища) и не-священным, профанным. (Эти фигуры были первоначально заимствованы из Китая, однако не в виде собак, а львов – отсюда их первоначальное название: карасиси – «китайские львы»; однако постепенно львы трансформировались в синтоизме в собак, что, видимо, служит еще одним доказательством наличия культа собак в раннесредневековой Японии).

В авестийском «Видевдате» собаки вместе с девой, воплощавшей благие дела, встречают душу умершего на мосту Чинвад (XIX, 30). Присутствие собаки перед мостом или другой границей с потусторонним миром, относится, по-видимому, к универсальным архетипам религиозного сознания. Подобные мифы имелись и у североамериканских индейцев, и у скандинавов, не говоря уже об античном псе Кербере (Цербере), этимологически родственном индийскому Курбаре; можно указать и на собак ведийского царя мертвых Ямы, сидящих на входе в рай и отгоняющих оттуда нечестивцев.9

На наш взгляд, отмеченные совпадения между синтоизмом и зороастризмом в отношении собак считать не стоит только лишь самостоятельным развитием универсального архетипа. Следует учесть общий – и для зороастризма (в его «видевдатовском» изводе), и для синтоизма – акцент на очищении, устранении скверны. Поскольку и смерть, и роды связывались с ритуальной нечистотой, а также границей между миром мертвых и живых, появление в этом контексте собаки вполне закономерно.

Впрочем, вряд ли стоит полностью отрицать и возможность определенного влияния. Найденные в Китае в могиле знатного согдийца изображения собак в зороастрийском ритуале «баршанум», а также на мосту Чинвад, дает основание допустить, что культ собак у согдийских зороастрийцев мог быть известен и в Японии. Однако это предположение слишком хрупко; гораздо вероятней, что и в Бактрии и Согде – с одной стороны, и в Японии – с другой имело место самостоятельное развитие одних и тех же религиозных представлений, связанных с собаками.

Музыка как военная хитрость

Другой сюжет, имеющий довольно интригующие среднеазиатские параллели, содержится в «Хитати-фудоки». В летописи рассказывается о том хитром плане, который позволил военачальнику Такэкасима усмирить «разбойников нисимоно, бесчинствовавших в пограничных районах восточных провинций».10 Эти разбойники, как сообщается в летописи, рыли пещеры и скрывались в них в случае преследования.

«Неожиданно, - сообщается далее в летописи, - у Такэкасима возник хороший план. Он отобрал воинов, презирающих смерть, и спрятал их в складках горы, подготовив оружие к уничтожению разбойников. На морском берегу он надел красивую одежду, [приказал] выстроить в ряд лодки, связать плоты, поставить во множестве зонты, обтянутые шелком, поднять флаги, развивающиеся, как радуга. Звуки кото и флейт сынов неба слышались под шум волн и прилива. Семь дней и семь ночей, распевая песни кисима, они веселились и танцевали.

Разбойники, слыша эту великолепную музыку, целыми семьями, и мужчины, и женщины – все вышли из пещер, столпились полным-полно на берегу и веселились. Тогда Такэкасима приказал своей коннице занять их укрепления и отрезать путь к отступлению. Его воины напали с тыла, взяли всех в плен и уничтожили всех одновременно». 11

Примененная Такэкасима военная хитрость, насколько можно судить, достаточно необычна и более нигде не встречается. Не исключено, что мысль использовать музыку для выманивания разбойников из пещеры возникла у военачальника (или у летописца) по аналогии с мифом о богине Аматэрасу, которую, когда она скрылась в пещере, боги выманивали с помощью музыки и танцев. Однако буквально аналогичная военная хитрость описывается в согдийско-пехлевийском отрывке «Раскрытие пяти врат» из манихейской рукописи из Восточного Туркестана, опубликованном и переведенном Вальтером Хеннингом.12

В рукописи повествуется об эпизоде миссионерского путешествия ученика Мани – Мар Аммо (Фомы) в Среднюю Азию; на границе Хорасана ему является божество Баг-Ард (возможно, зороастрийское божество Арта-Вахишта) – «дух Харасанской границы», который не пускает Мар Аммо и его спутников дальше. Однако затем божество отступает и даже истолковывает для Мар Аммо манихейский текст «Раскрытие пяти врат» (подразумевались пять органов чувств) с помощью притч. «Как врата глаз, которые вводятся в заблуждение созерцанием обманчивого (пустого, суетного). ... Как замок на скале, к которому враги не могут подступиться. Тогда враги устраивают представление с музыкой и многими песнями. Те, кто в замке, выходят, привлеченные зрелищем; тогда сзади на них набрасываются враги и овладевают замком».13

Итак, в согдийском тексте мы встречаем совершенно аналогичную военную хитрость, что и в «Хитати-фудоки». Была ли она достаточно распространенной в древности и раннем средневековье, или же случайно пришла в головы двух-трех военачальников, сказать сложно. Нельзя, как и в случае с культом собак, полностью исключить и возможность влияния: манихеи-согдийцы имели общины в разных частях Китая, многие согдийцы состояли на военной службе у китайских императоров. Возможно, эта военная хитрость была применена ими на службе в китайской армии, и через китайское посредничество, стала известна в Японии (97-30 гг. до н. э., к которым летопись косвенно относит поход Такэкасима, могли быть обычным для летописей удревнением). Но все это, опять-таки, из области неподтвержденных гипотез.

Тем не менее, несмотря на крайне малую вероятность взаимовлияний между доисламскими религиями Средней Азии и религией раннесредневековой Японии, достаточно интересные аналогии между ними заслуживают самого пристального изучения. Эти аналогии позволят по новому взглянуть на процессы развития религиозных представлений у различных народов, связанных транс-региональной торговлей, а возможно, и установить какие-то ранее неисследованные пути трансляции знаний и образов.


EVGENIY ABDULLAEV. Two cases of parallel religious developments in Central Asia and Japan

The traces of the contacts between Central Asia and Japan in early medieval period are very rare; however, there are some similar religious images and myths. Two of them are discussed in this paper on the evidences of Japanese chronicles Fudoki (seventh – eighth centuries A.D): the cult of the dogs in early medieval Shinto religion and in Central Asian Zoroastrianism, and the case of using music as a war ruse in Manichaean Sogdic text and in Hitachi-Fudoki.

-------------------------------------------------------------

1. Gignoux Ph. “Corps osseux et âme osseuse”: essai sur le chamanisme dans l’Iran ancien // Journal Asiatique,
CCLXVII, 1-2. 1979, 65-67.
2. См.: Gikyo Ito. Zoroastrians’ arrival in Japan (Pahlavica I) // Orient. Vol. XV. Tokyo, P. 55-63.
3. См.: Устаев Ш. Собаки земные и небесные, или о некоторых поверьях населения Сурхандарьи //
Общественное мнение. № 3, 2000, С. 147.
4. См.: Устаев Ш. Собаки земные и небесные, или о некоторых поверьях населения Сурхандарьи //
Общественное мнение. № 3, 2000, С. 147.
5. Древние фудоки... С. 102.
6. См.: Литвинский Б.А., Седов А.В. Тепаи-шах. Культура и связи кушанской Бактрии. М., 1983, С. 115.
7. Древние фудоки... С. 132.
8. Устаев Ш. Собаки... С. 145.
9. См.: Casartelli L.C. The dog and death // The Babylonian and Oriental Record. 1890. Vol. IV. No.12. Р. 265.
10. Древние фудоки ... С. 44
11. Там же, С. 44-45.
12. См.: Henning W. Selected Papers. Vol.1 // Acta Iranica, Vol.14, Teheran - Liege, 1977, Р.202-203;
451-452
13. Там же.