ИЗ КНИГИ «ОСТРОВ СТИХОВ»,
Лондон, 2017.

Я дружбу людей воспевал
И буду её воспевать
Сквозь этот бушующий вал
Сквозь эту горящую пать.

Музыка детства

Скрипач в подземном переходе
При многих зрителях и без
В числе изысканных мелодий
Играл старинный полонез.

И это странное соседство,
Как будто кровная родня,
В мое простуженное детство
Кормило музыкой меня.

Скрипач ловил мои улыбки
И взгляд мальчиший замечал –
И сразу голос его скрипки
Еще красивее звучал.

Он приходил всегда во фраке,
Пройдя войну, пройдя ГУЛАГ.
Скрипач-пропойца, это враки,
Он пил, конечно, но не так.

В берете – желтые копейки,
Всего лишь горстка за концерт.
На пиво это в кои веки
И внучке на кулек конфет.

Не проявил тогда я смелость,
Когда нам было по пути
И по дороге мне хотелось
В футляре скрипку с ним нести.

А внученьку представьте сами,
Она, как музыка, светла,
Хрустя беспечно леденцами,
С ним рядом горделиво шла.

Корни

Что дано от матери тебе?
Что навек передалось отцово?
В той любви, в священной ворожбе
Все сошлось – дыхание и слово
Строгие отцовские черты,
Мамины – суровых лет сединки,
И в одном своем вмещаешь ты
Двух сердец бессонных половинки.

Памяти Мухаммада Юсуфа

Не покидай меня любовь...
М. Юсуф


Куст розы у камня поэта
Печально и нежно цветет
Цветами бордового цвета,
В бутонах почти круглый год.

Роз этих касанье – не камень,
Поэт их почувствует вновь.
Склоняясь над ним лепестками,
Его не покинет любовь.

Он песни до боли сердечной
Слагал, как в садах соловей,
И пел о любви бесконечной,
Был верен до смерти лишь ей.

Трамвай с попугаем

Баллада о попугае,
Который ехал в трамвае,
И несколько пассажиров
Это вам подтвердят.
В жизни поездка любая –
Всегда игра с выбываньем,
Что более ощутимо,
Когда за окном листопад.

Такое с вами бывало,
Как золушка после бала,
Вы ехали без билета
Одну остановку всего.
И хуже в горах обвала –
Внезапно вас настигала
Могучая длань контролера
И грозное имя его.

На помощь позвать пассажира? –
Ему самому не до жира.
У старых часов на конечной
Его благоверная ждет.
Он слева, а с правого края
Горластого шалопая,
Бразильского попугая
Сантехник в клетке везет.

И вот в начале скандала
Слов двадцать – ни много, ни мало,
Он голосом адвоката
Картавит тирадой одной:
«Дур-р-рак. Трамвай не торнадо.
Студенточку трогать не надо.
Не видишь? Какая досада,
Забыла она проездной!!!»

И громче солдатского хора,
И шуткой, и вроде укора
Звучало в ушах контролера
Все, что произнес попугай:
«Рук будут напр-р-расны усилья,
Пока в них упрятаны крылья,
Слова – только лужа чернильная...
А можешь помочь – помогай».

..........

Баллада на важную тему,
О том, что любую проблему
Решает за нас попугай!

Капитан черноморского флота

Победителям театрального конкурса –
юным севастопольцам, прочитавшим
в майские дни 2015 года
мою поэму «Жду тебя всегда».

Твой отец не вернулся с той страшной войны,
Удалой капитан Черноморского флота.
И таким он всегда входит в мамины сны,
Улыбаясь, глядит с пожелтевшего фото...

Ты стоишь по весне возле братских могил,
И цветы твои примет бурливое море.
Шепчет мама твоя: «Если б рядом он был,
Миновало бы нас лихолетье и горе».

Годы, годы какие остались вдали:
За отца своего беспощадно гонимы,
Свято помня о нем, одолеть вы смогли
Унижения все и холодные зимы.

Ты училась, взрослела, пошла под венец.
Подросли сыновья. Муж ничем не обидел.
Мать порой говорит: «Если б жив был отец,
Он сейчас бы, как я, твое счастье увидел».

Нет, не канул в огне, не пропал, не исчез, –
Он улыбчивый, смелый, красивый такой же.
И, наверное, смотрит оттуда – с небес:
Рад, что дети твои так на деда похожи!

Твой отец не вернулся с той страшной войны,
У родных берегов он остался в дозоре...
Ты стоишь, слыша голос бегущей волны,
И цветы твои примет бурливое море.

Апрельские фиалки

Бетонная опалубка. И рядом
Сплошной асфальт. И горсточки земли
В пути не разглядеть привычным взглядом,
Пока фиалки в ней не расцвели.

Глаза их синеватые в апреле,
Зелеными ресничками – трава.
Поверишь: дождь был теплый на неделе.
И люди живы. И земля жива.

Так мало надо нам – всего крупицы
Добра, вниманья, почвы и тепла,
Чтоб днем весенним заново родиться,
Чтобы фиалка рядом расцвела.

Проходишь ты в красивом полушалке.
И я с тобою вовсе не знаком.
Ты чувствуешь: вокруг цветут фиалки
Их аромат струится ветерком...

Фиалки синеглазые в апреле,
Зелеными ресничками трава.
Вновь теплый дождь прольется на неделе.
Цветут фиалки. И душа жива.

Поэт Николай Лукьянов (60-е годы)

Поэтические имена –
Их тогда по-космически быстро
Узнавала почти вся страна:
У кого есть в стихах Божья искра.

Он поэму хотел написать
О девчонке одной, ему близкой.
И сворачивал трубкой тетрадь,
Героиню назвав Моной Лизкой.

Он лирический свой идеал –
В юбке стильной иль в грубой спецовке
Обомлел, очумел, увидал
На трамвайной еще остановке.

«Вот Неверов – мой с детства кумир, –
Говорил он с улыбкой победной, –
Но, наверное, сам Велемир
Так назвал нашу вотчину – «хлебной»».

Ах, какой звездный город Ташкент,
Привечавший сердечно поэтов.
Если вслушаться – слышен окрест
Гул поэм и свободных сонетов.

Возле дома его полз трамвай,
А когда-то верблюды ходили.
Цвел в апреле ахматовский рай.
Были редкостью автомобили.

«Как с твоею поэмой дела?»
«Продвигаются.... Медленно только.
Героиня была, да сплыла...» –
На ходу чуб отряхивал Колька.

Где ты мчишься за Монкой своей,
На Ассакинской улице канув...
И глаза твои неба синей,
Ты поэтом был, Колька Лукьянов!

Земля не любит пустырей

На пустыре взошла трава,
Там, где песок и щебня груда.
И вдруг неведомо откуда
Цветков прозрачных синева.

Под камнем тайная нора:
В ста метрах от большой дороги.
И в ней зверек четвероногий,
Мех будто бы из серебра.
>
Засыпав снегом сущий клад,
Видать, припрятала природа
Сад чей-то с частью огорода –
Отсюда здесь ручьи журчат.

Порой на книжных полках так
Взрастают пушкинские сказки.
И птицам редкостной окраски
Вить можно гнездышки в кустах.

Земля не любит пустырей.
И в зимний день, и в час весенний
Их оставляя для растений.
И для диковинных зверей.

Сад вечной памяти

Днем победным карагач
Высадили возле дома.
Бабушки негромкий плач –
Это с детства мне знакомо.

Сколько жизней под откос
Бросила войны лавина,
Карагач кудрявым рос,
Ей напоминая сына.

Из листвы – сыновий взгляд...
В бурях наших дней, событий
Памяти священный сад,
Люди, наконец, взрастите!

История ириса, изложенная испанкой имярека

Ирис исторгнут иллюзией инея
Изобразил излученья индиго,
Импульс идей иноземного имени,
Инок иного искусства игривый.

Импровизаций искавший империю,
Иносказание из идеала,
Истин износ импозантно измеривая,
Именно ирис – известный идальго.

Изобличая инертность идиллии,
Ипекуану истертых извилин,
И истощенность, исчерпанность иловую,
Их иерархов извел изобилием!

Ирис июньский – исток исцеления,
Испепеленья итог, искупления.

Прерванный полет (зима 15 года , Альпы)

Выпь вопила у болот,
Хоть полицию зови:
– Поцелуй передает
Инфекцию любви!

Развернулся самолет –
И остался след в крови.
Поцелуй передает...
Господи, останови!

Не вкушай запретный плод,
Век учись и век живи.
Поцелуй передает
Инфекцию любви.

Пастуха свирель поет,
Что не знают соловьи!
Мы с тобой огонь и лед,
Только слезы все твои.

У неведомых широт
Ты чужих цветов не рви.
Поцелуй передает
Инфекцию любви.

Дева шла на эшафот
И шептала: «Селяви...
Поцелуй передает...
Господи, благослови!»

В альбом филателисту (лето 2014-го)

На старых конвертах видны адреса.
Но после ночного обстрела
Не стало домов, загорелись леса
И птица спастись не успела.

На знаках почтовых она все поет,
И рядом цветок расцветает.
Дается названье и выпуска год –
И филателист это знает.

Почтовые марки сближают людей
И право дают переписки.
Оставшись в коллекции скромной твоей
Свой путь завершают неблизкий.

Со временем их возрастает цена,
Наклеечек обыкновенных.
А эти – одна выпускала страна
Еще до конфликтов военных.

Наполнен жестокостью телеэкран,
Убийство – закон изуверов.
Почтовые марки исчезнувших стран
В альбомах коллекционеров.

Желание

О чем расскажет
Широко поле:
Что хочет каждый
Пожить на воле

Весной и летом
Хотя б немного –
Стать ясным цветом
Земли и Бога.

Хоть василечком,
Хоть трын-травою,
Живым цветочком,
А не золою!

Шутливо и всерьез

«Ты пойди домой.–
Слышится повсюду. –
И скорей домой
Грязную посуду».

Стала как пчела,
И мурлычешь киской.
А еще вчера
Слыла феминисткой.

«Выпьем за семью,
За грехов прощенье,
За любовь мою...
За преображенье!»

Стихийный сонет

Море. А над ним синеет небо.
Горизонта тонкая черта.
Как же просто довести до гнева
Двух стихий спокойные цвета.

Буйный ветер лишь повздорит с тучей
И добавит в синь воды свинца.
Загудит бедою неминучей
Буря без начала и конца!

Шаг один – и сломанная ветка.
Малые, казалось, пустяки
Вызывают в сердце человека
Неуравновешенность стихий.

И судьбы наметится излом,
Он всегда между добром и злом.

Цветение миндаля
(романс)

Казалось в юности:
О как прекрасно
Быть миндалем
И первым расцвести.
Идти на риск,
Не ждать весны приказа,
Когда еще заснежены пути.

Хмарь февраля
С прогнозами неясно,
И может ночь прибавить седины
И в след уже звучит:
О, как опасно
Ему цвести,
Быть вестником весны

Смешаются снежинки с лепестками,
Как в поцелуе губы опаляя...
А утром чудо:
С первыми лучами
Продолжится цветенье миндаля!


Автограф поэта
Зое Богуславской
И «В», похожее на «З»,
И «З», похожее на «В»,
В автографе Андрея,
Как «Миг» на взлетной полосе,
Как юный месяц в синеве,
Еще видней сквозь время.

Голубиное ожерелье

Дикие голуби совершают
перелеты в теплые края.


Голубица с ожерельем
Темных пятнышек на шее.
Ей подарено апрелем
Редкостное украшенье.

Голубицу тянет в город
В парки, дворики, на рынки.
Хлебушком ее накормит
Люд сердечный по старинке.

Муженек, такой же тучный,
Оттеснит жену сердито.
Ждет маршрут их злополучный...
Долетят ли до Египта?

Вычистит до блеска дождик
Голубицу с ожерельем.
Долгий перелет поможет
Ей бороться с ожиреньем.

Мартовский кот

Котище, беспризорный, дранный,
Свои зализывает раны
И на боку, и на спине...
До той, что у него на шее,
Он дотянуться не сумеет.
И молча доверяет мне
Присыпать, наложить повязку,
Чтоб завтра побежать вприпляску
К строптивой кошечке одной,
Что стала бед его виной.

Где черт кота три ночи носит?
Вернется и глазами просит
Калорий, чтоб восполнить вес.
Замечу в облике прогресс:
Ухожен. Шерсть кота лоснится.
Так перевернута страница
Судьбы кошачей, то-то, брат,
Подруга просто загляденье,
Пришлось исправить поведенье.
Семью создали. Ждем котят.

* * *

Весны бекасам –
Летя к небесам,
Ветерком по долинам,
По ветвям тополиным,
Глянь:
Ткется
Сине-зеленая
Ткань.

Кубистическая харизма
Песня, пропетая в мастерской художника из Хайфы

Квадраты и прямоугольники,
Круги и конусы - все это
Зачем художники, как школьники,
Рисуют, стоя у мольберта?

Биолог изучает либидо,
Цвета расслаивает призма.
Пикассо
          ПА -
             РАЛ -
                  ЛЕЛЬНО
                        Выведал
Предназначение кубизма.

Вот глыбами,
      Как лед арктический,
Свалились майские закаты,
И заиграли кубистически
Классические музыканты.

Картину живописец выставил,
Геометрически балуя.
И в танце линии
       ВОЛ -
            НИ -
                СТЫЕ
Сомкнулись в точке
                          поцелуя!

Авария в метро

Ты потерялся. Было так.
У остановки, на перроне
В одной из лобовых атак
Все сжалось в хвостовом вагоне.

Сирены выли. И везли
Кого-то реанимобили.
Из комы вывели, спасли,
По базе данных не пробили.

Без документов человек,
И пальцев отпечатков, линий,
Исчезнуть может, словно снег
В потоке улиц, шуме ливней...

Застряли в памяти твоей
Осколками семья, работа.
И боль становится острей
Когда ты хочешь вспомнить что-то.
Взялась уже тебя родня
Искать по весям и по высям.
И в передачу «Жди меня»
Не счесть щемящих сердце писем.

Травинки переворошат
И самого достигнут донца,
Еще один последний шаг...
И память, может быть, вернется.

В твоей немыслимой беде
Помочь сумеют несомненно,
Пока не представляя где
Искать иголку в стоге сена.

Счастливый принц
Песня-мечта

В неведомой столице,
Большой дворец и сад.
За тридцать было принцу,
Точней, за шестьдесят.

И ехали принцессы:
Смотрины плюс обед –
По всем законам пьесы –
Сюда все сорок лет.

Принц что-то долго тянет
И ходит бобылем...
Но он тогда не станет
Великим королем.

На радость королевству,
А может, на беду,
Принц отыскал невесту,
Гуляя раз в саду.

Премилая служанка
Пошла с ним под венец.
Ей принца стало жалко.
И сказочке конец.

Король бредёт в покои
И рядом с ним – жена.
Случается такое
И в наши времена.

Глаза васильковые

У вас удивительно синие,
Откуда глаза васильковые?
Хоть дуют здесь ветры пустынные,
Спалить все живое готовые.

Шагал, «Васильки» свои выдумал
Под небом парижской окраины.
Он синь всю из тюбика выдавил
И чудо представил заранее.

Картина висит над альковами
Цветов изумляя безгрешностью.
Глаза, что зовут васильковыми,
Считают великою редкостью.

А мне ровно через столетие
В просторах отзывчивой Азии
Искать городов многоцветие
Путями Буре и Каразина.*

Смотрю: синева изразцовая
От жгучего солнца не выцвела.
Глаз ваших краса васильковая
Меня к ним по улице вывела.
______________________
* художники, творившие на рубеже 19 и 20 столетия.

Июльская жара

На гастролях в Бухаре произощла
Остановка сердца.
Из дневника

Сегодня нам за сорок
И двадцать пять вчера.
Такая же в просторах
Евразии жара.
Охватит боль и ярость
Когда в душе твоей
Звучит: «...порвали парус...
Порвали парус...
И нет вокруг друзей».
Не водка с красным перцем,
Не песня у костра,
Остановила сердце
Июльская жара.
Ты помнишь, Бухара!..
Сколько взрастил великих,
И сколько горемык?
Народ наш на ошибках
Учиться не привык.
А надо бы учиться
До колотья в груди.
И слышать знак: «Все чисто». –
Идущих впереди.
Чтоб стал здоров, кто болен
Горячкою времен.
Чтоб стал пшеничным полем
Секретный полигон.
Охватит боль и ярость,
Когда в душе твоей
Звучит: «...порвали парус...
Порвали парус...
И нет вокруг друзей».
Не водка с красным перцем,
Не песня у костра,
Остановила сердце
Июльская жара.
Ты помнишь, Бухара!..
И если солнца градус
Взлетит за пятьдесят,
Всего-то нам осталось
Пройти и этот ад.
Жив будет слог высокий,
Продолжится полёт .
По телефону сотки
Высоцкий нам поёт .

Крылья ангела
Невыдуманная история, произошедшая на исходе 1960 года и описанная в рассказе Иосифа Бродского «Путешествие в Самарканд», рукопись этого произведения не сохранилась.

Он хотел бы стать Ангелом.
Но для этого юноше
Нужен был обязательно
Небольшой самолет,
На котором он мог легко
Улететь в страны южные,
Над границею крыльями
Растопить небе лед.

Он хотел бы стать Ангелом –
И с мечтой коммунальною
Аппарат свой летательный
Проискал целый год.
Друг его отговаривал:
«Ты пойми, мы не в Англии
Этот номер опаснейший
И у нас не пройдет.

Даже если сумеешь ты
Отыскать поле взлетное,
Где стоят «Кукурузники» –
Воплощенье мечты.
Подойдёшь невидимкою
К ним спокойной походкою,
Там тебя заскорузлые остановят посты».

Хмурой осенью позднею,
Дым пуская колечками,
И любуясь из тамбура,
Как вороны галдят,
С другом ехал на поезде,
Выбрав точкой конечною
Воплощение вечности
Город-сад Самарканд.

Самолёты дощатые –
До единого вычислил
И уже представлял себе,
Как на крыльях летит.
Пиджачок свой единственный
И ботиночки вычистил,
И в тетрадку записывал
Строки юный пиит.

Он хотел бы стать Ангелом.
Но каким? Нет, не мщения,
Херувимом-хранителем
Неприкаянных тех,
Кто на верную смерть в бою
Шел в рядах ополчения,
Присягая вождям-лжецам,
Им простив смертный грех.

Вы, конечно, узнаете
Его имя со временем.
А пока что события
Лишь качали вагон.
Схож с Икаром по внешности,
Хоть рожден был евреями.
А в общении с музами –
Пушкин и Апполон.

Рассказал проводник ему
Байку про архитектора.
Про того, что прославился
В Ренессанса года.
Только крылья спасли его,
Ловеласа отпетого,
С минарета высокого
Улетел он тогда.

Проводник чай заваривал:
«Ваши планы заманчивы.
Даже не охраняется
Местный аэродром.
Лётчик – брат мой двоюродный
И зовут его Хачиком.
Дашь ему ассигнацию,
Отвечает добром».

Самарканд, Самарканд ночной –
На бегу не заметили
Купола в стылой хмурости
И – сквозь дождь проливной –
Что бубнили сапожники,
Смуглолицые медники,
Продавцы острых пряностей
И торговцы халвой.

Планы в общем-то глупые,
По-мальчишески наглые
Пресекли там в зародыше
И не слишком трубя.
Друг его, носом хлюпая,
Чтобы выручить Ангела,
Порадев, как положено,
Взял вину на себя.

Дали срок ему первому,
Отпустили брательника,
Проследить – куда ниточка
Под конец приведёт.
Запечатали скоренько.
Песнопевца-бездельника,
Если б знали, какой они
Разрешили полёт!

Он вернулся один домой,
Повзрослевший, растерянный,
И не помнил рассказ он свой,
Что в дороге писал.
Оказалась тетрадочка
Где-то в сейфе, наверное.
Жуткий сейф бронированный –
Той эпохи оскал.

И почувствовал юноша,
Окруженный метелями,
В дальнем северном городе
Ночью под Рождество!
Есть пути беспредельные...
Что не снегом налеплены –
И растут крылья белые
За спиной у него!

Вот какая история,
Совершенно реальная.
С той поры мир не раз еще
Посыпался золой.
Вновь твердите, упорствуя:
Вы не видели Ангела.
Поднимите же головы –
Он летит над землёй...

 

Читать книгу полностью:

 

 

ИЗ КНИГИ «ОСТРОВ СТИХОВ»

 

В начало