КАРАВАН ИСТОРИИ


ТАК ЗАЧЕМ ЖЕ ЗЛЫЕ ВОРОНЫ…
Ташкентская сенсация
Корнея Чуковского


                                    «В 1982 году на доме, где жили
                                    П.В. Васильев и К.И. Чуковский, 
                                   установлена мемориальная доска
                                   П.В. Васильеву»
                                           из примечания к «Дневникам» 
                                           Корнея Чуковского

Вести дневник он начал в 13 лет, когда был еще Колей Корнейчуковым, учеником 2-й Одесской прогимназии. Последнюю запись сделал в день смерти - 24 октября 1969 года: «Ужасная ночь» - всемирно известным писателем, почетным доктором Оксфордского университета и лауреатом Ленинской премии Корнеем Чуковским, 87 лет.

А за пять дней до конца перечислил в дневнике - в столбик - все книги, которые написал (15 наименований), книги, которые пересказал (так и обозначено - «книги, пересказанные мною», - «Мюнхгаузен», «Робинзон Крузо», «Маленький оборвыш»…), и книги, которые перевел, - еще 5 наименований.

В особый список выделил «Сказки мои»: «Топтыгин и Лиса», «Топтыгин и луна», «Слава Айболиту», «Айболит», «Телефон», «Тараканище», «Мойдодыр», «Муха Цокотуха», «Крокодил», «Чудо-дерево», «Краденое солнце», «Бибигон».

Но одной сказки - большой, в 9 частей, написанной в самое трудное время - 1942 году, той, которую сам Корней Иванович называл антифашистской, - военной сказки «Одолеем Бармалея» в списке нет…

Этот страшный год - 1942-й - Корней Иванович Чуковский и его жена Мария Борисовна (урожденная Гольфельд) прожили в Ташкенте.

Страшный потому, что пропал без вести младший сын Борис, Боба, молодой инженер. Он ушел в народное ополчение в сорок первом - они прикрыли собою Москву. Старший, Николай, - на Ленинградском фронте ранен, но остался в строю.

Всего остального писатель просто не замечал: полуразрушенной комнаты, где две географические карты закрывали дыры на стенах, отсутствия средств на пропитание (в «Дневниках» отмечено, что в декабре 41-го и в январе 42-го выступал в школах, клубах, на подмостках театров 33 раза - и это в 60 лет и при полном наборе хронических заболеваний).

Но никогда и нигде он не называл Ташкент иначе, чем «милый»… «славный»… «учтивый»… И жалел: «Отчего я не попал сюда до войны?».

Всего-то в «Дневнике» за 1942 год - 8 записей. И среди них 2 самые важные:

«3 марта. Ночь. Совершенно не сплю. Пишу новую сказку… Сперва совсем не писалось… Но в ночь на 1-е и 2-е марта писал прямо набело десятки строк - как сомнамбула. Никогда со мной этого не бывало. А теперь застопорилось…

31 марта. Доканчиваю 3-ю часть своей сказки. Писал ее с большими перерывами. Дней пять сидел за столом, как идиот, и не мог придумать ни строки. Но сегодня вечером вдруг прорвало… Мария Борисовна говорит: «сыро еще». Надо сызнова переделывать. Это гораздо труднее, чем писать заново».

Вот и все - о начале работы над новой сказкой. А о том, как все было дальше, я узнала из книги Корнея Чуковского «Стихотворения», выпущенной в 2002 году в замечательной серии «Новая библиотека поэта». Я купила ее специально, чтобы прочесть неизвестную мне доселе сказку обожаемого автора, - и можете представить себе мой ужас, когда в оглавлении книги, в разделе «Сказки и стихотворения для детей» я искомое не обнаружила. Пришлось, как говорила когда-то моя маленькая дочка, - «взять себя в свои руки», и тогда в самом конце, в разделе «Приложения» на странице 352 нашла я заветное название «Одолеем Бармалея».

Сказка занимает 37 страниц. Очень хорошая сказка - о добром Айболите, кровожадном Бармалее, о войне между их странами, о доблестном Ване Васильчикове, который, конечно же, не дал в обиду старого друга Айболита и весь его народ. В общем, встреча с любимыми героями детства - как жаль, что в те военные тяжкие годы у меня не было этой книжки.

Кто же и почему захотел отнять у детей новую сказку любимого поэта?

Чтобы ответить на этот вопрос, надо проштудировать примечания не только к двум томам дневников, но так же к указанной книге стихов.1 И вот что я узнала…

Работая в Республиканской комиссии помощи эвакуированным детям (Ташкент), общаясь с ребятишками, пережившими ужасы войны, Корней Иванович - по его словам - почувствовал всем сердцем общественную потребность в новой сказке, которая могла бы доступно объяснить малышам страшные события, именуемые войной.

«О нравственной основе борьбы с осатанелым фашизмом мы слишком мало говорим нашим детям, - утверждал он. - Я считаю необходимым построить сказку на терминах Совинформбюро - ведь дети пользуются этими терминами, это их слова в нынешней войне».

Писатель подошел к задаче серьезно: в его архиве сохранились обширные списки расхожих слов и выражений той поры - «саперная лопатка», «сокрушительный удар», «боевое снаряжение», «фугас», «бить наверняка»…

Как он работал над своим детищем - самозабвенно, безжалостно вычеркивая то, что казалось ему неубедительным, дописывая целые главы… И очень много читал эту сказку детям и взрослым. И целиком, и по частям, - чутко улавливая настроение своей аудитории. Читал и коллегам по цеху - Алексею Толстому, Самуилу Маршаку, представьте себе, - Михаилу Шолохову.

Первые публикации были в «Пионерской правде» в августе-сентябре 1942 года.

Напечатать сказку, ставшую некой ташкентской сенсацией, решили несколько издательств.

Теперь - внимание!

В архивных документах обнаружена запись, что редакция «Пионерской правды» заручилась «устным одобрением сказки в ЦК ВЛКСМ и в Управлении агитации и пропаганды ЦК ВУПб, а также письменным - ведущего сотрудника «Правды» Д.Заславского».

В чем дело?

Почему для детской сказочки нужны такие поручительства? Чуковский ведь - автор знаменитый, проверенный…

Ошибаетесь, восторженные читатели-почитатели «Бармалея», «Мухи Цокотухи» и других любимых многочисленными поколениями детишек сказок Чуковского.

С самой первой сказки «Крокодил», опубликованной в 1917 году, все они - до единой (смотри список из «Дневника» Корнея Ивановича) приходили к юным читателям тернистым путем. Большевистская пресса возненавидела автора, не употребляющего слово «пролетарий», отличающегося - о, ужас! - «интеллигентской закваской», увлекающегося «антропоморфизмом» (У него все звери очеловечены!!!»).

«Мойдодыр» с рисунками Юрия Анненкова был запрещен в 1925 году за «единство вредного содержания и вредного оформления». Одна из мотиваций: «Сравнение трубочиста с поросенком - это слова чистоплотного буржуа, покупающего свою чистоту руками трубочиста. И это в тот момент, когда происходит объединение рабочих всех категорий в единую трудовую семью!..».

«Муха Цокотуха» с рисунками Владимира Конашевича - запрет тем же списком в том же 25 году. Главное обвинение - слово «именины» (церковное понятие)…

«О чем говорят эти стихи? - надрывались сов. педагоги. - О заманчивости золотых застежек, о прелести варенья, угощенья… Все это идеи мещан, их круг интересов и удовольствий…».

«Телефон» за первый год, а именно 1926-й, выдержал три издания, а потом подвергался бесперебойной травле. («Заказывать шоколад по телефону - нужно ли это будущим поколениям строителей коммунизма?»)

А вот письмо Чуковского в издательство:

«Ни с того, ни с сего Гублит запретил четвертое издание «Бармалея»… Всяких мошенников пера и халтурщиков, кропающих стихи для детей, печатают беспрепятственно, а меня, «патриарха детской книги», теснят и мучают… Мотивы запрещения: «Неприемлемость с педагогической точки зрения…».

И так - все годы сталинизма.

Знаете, кто возглавлял эту «праведную борьбу» в открытых и закрытых рецензиях? Надежда Константиновна Крупская - председатель Комиссии по детской литературе при Наркомпросе. Приведу лишь один пример: 1 февраля 1928 года в «Правде» появилась статья Крупской «О «Крокодиле» Чуковского», где эта сказка была объявлена ни больше, ни меньше, как «буржуазной мутью». И результатом стал тотальный запрет на все книги автора.

3 февраля Чуковский пишет в «Дневнике»:

«Бедный я, бедный! Неужели опять нищета?.. Пишу Крупской ответ, а руки дрожат, не могу сидеть на стуле, должен лечь…».2 А «вытащил» своего друга и соратника по работе в издательстве «Всемирная литература» Максим Горький, приславший письмо в «Правду» из Сорренто. Пришлось опубликовать его 14 марта 1928 года. Умный Горький указал на то, что творчество Чуковского нравилось Ленину; этот аргумент на какое-то время ослабил травлю. Но - не прекратил. К делу подключилась еще одна сановная большевистская вдова - К.Свердлова. Она ввела термин «чуковщина» с упоминанием «вражеских происков». В конце 50-х годов Корней Иванович в своем переделкинском доме повесил застекленные и увеличенные фотоотпечатки этих гнусных статей…

Но нам пора вернуться в сороковые-роковые, к той сказке, которая писалась в Ташкенте, и которую автор, как вы помните, называл военной, антифашистской и считал чрезвычайно важным донести ее до наших детей. Перестраховочные действия издательств теперь вам понятны: автор-то был, оказывается, с «подмоченной» репутацией.

Не стану перечислять всех болей, бед и обид, нанесенных Корнею Ивановичу в его борьбе за «Одолеем Бармалея». Сообщу только, что 15 июня 1943 года в «Дневнике» появилась запись:

«Сейчас мне позвонил академик Митин и сообщил, что в ЦК ВКП(б) сказку разрешили. Так зачем же злые вороны очи выклевали мне?».

И книжка с прекрасными картинками вышла в четырех издательствах, и были письма восторга и благодарности…
И - пришел жуткий день 1 марта 1944 года, отмеченный двумя словами в «Дневнике»:

«Статья в «Правде» - «Пошлая и вредная стряпня К.Чуковского».

Через три дня - 4 марта 1944 года - появилась статья в газете «Литература и искусство» - «Быль и зоология».
Приведу по одной фразе из каждой:

«Политически вредная чепуха, осквернившая и опоганившая тему Великой Отечественной войны» и - «То ли плод чудовищного недомыслия, то ли сознательный пасквиль на великий подвиг нашего народа…».

Чуковский, по воспоминаниям родных и друзей, был близок к помешательству: речь шла не о судьбе отдельной сказки - на кону стоял весь многолетний труд писателя, его гражданская репутация, наконец, сама жизнь.

- Сейчас не до борьбы за справедливость, - убеждали его близкие. - Надо каяться. Немедленно.

И 14 марта он пишет письмо в «Правду» - оно дошло по назначению, оно хранится в архиве. Но - никогда не было напечатано: писатель счел возможным лишь сказать, что «объективно сказка вышла слабой». Но ни одного из предъявленных ему подлых обвинений не признал, написал только, что его следует, очевидно, расстрелять, если то, что инкриминируют ему, имеет место быть…

Эту дикую историю «спустили на тормозах». И не потому, что усовестились или (чур меня, чур) полюбили великого писателя, вовсе нет! Просто с быстротой молнии распространилась подлинная история, вызвавшая весь этот ужас…

В одном доме с Чуковским проживал некий художник П.Васильев - автор серии рисунков о Ленине. Этим Васильев и кормился, причем сладко и жирно: «Ленин в Горках», «Ленин в детстве», «Ленин…», «Ленин…».

Однажды зашел он по-соседски к Корнею Ивановичу и Марии Борисовне, а там - на столе лежала газета с репродукцией его картины «Ленин и Сталин в Разливе». И тогда Корней Иванович, так ничему и не научившийся при жизни с советской властью, укоризненно сказал:

- Что это вы рисуете рядом с Лениным Сталина, когда всем известно, что в Разливе Ленин скрывался у Зиновьева? 3
Васильев тут же пошел в ЦК и сообщил об этом разговоре.

Корнея Ивановича вызвал Щербаков,4 орал, топал ногами и матерился. А через несколько дней появились две вышеозначенные статьи.

Вот что пишет Чуковский в «Дневнике» о Васильеве:

«Васильев внушил отвращение не своим наветом у Щербакова, гнусен он был после доноса. Вернувшись от Щербакова, он заявил мне, что он покончит жизнь самоубийством… стал утверждать, что Щербаков все это затеял(!) из неприязни ко мне. Когда я через 2 часа потребовал у него, чтобы он написал правду, он вдруг заявил, что оглох, что не слышит меня, что через час непременно напишет. Когда же я пришел к нему через час, он сказал, что он мертвецки пьян, и вел себя так слякотно, что я, воображавший, что он переживает душевные муки невольного лжеца и предателя, увидел пред собою дрянненького труса и лукавца».

Только со смертью «вождя и учителя» пришли к Корнею Ивановичу Чуковскому годы нормальной жизни - без травли, без вычеркнутых из планов издательств его работ, даже с наградами: к 80-летию он получил Ленинскую премию за труды о Некрасове и в том же 1962 году отправился в Англию на присуждение ему звания почетного доктора Оксфордского университета.

Его «Дневники» читаются как увлекательная книга, где главное - так пишет автор вступительного слова Вениамин Каверин - «…портрет автора, его на первый взгляд счастливой, а на деле - трагической жизни».

…Мне остается только добавить ту строчку примечаний, которую я взяла в качестве эпиграфа.

------------------------------------------------------------------------

1. И примечания, и вступительное слово к ней сделаны известным исследователем творчества Чуковского
Мироном Петровским.
2. Ответ писателя есть в его архиве, но опубликован он был только через шестьдесят лет. (Прим. - авт.)
3. Цитирую по «Дневнику». (Прим. - авт.)
4. Один из секретарей ЦК. (Прим. - авт.)