|
ХУДАЙБЕРДИЕВ Дамир Газизович родился в 1976 году в Бухаре, где живёт и сейчас.
Закончил Бухарский Государственный медицинский институт, врач-офтальмолог.
Активно публикуется в интернете с 2005 г, с момента регистрации на сайте stihi.ru Лауреат республиканского конкурса русскоязычной поэзии «Вдохновение» (Ташкент, 2007). Автор сетевых сборников «Синяя синяя птица» и «Галерея».
--------------------------
СИНЯЯ-СИНЯЯ ПТИЦА
Сборник стихов
Пагода
Упокой меня, вздорного, Пагода,
Вразуми, а не то я сорвусь,
Еще помнится спелая ягода,
Да на вкус нынче кажется - грусть.
Беспокойный я, в Слово не верую,
Заблудился в цветущих садах,
Розу чайную, вышло так, белую,
Оживил и оставил в сердцах.
Сговорилась судьба с обстоятельством,
Вот и нищий я, канул мой дух,
А на сердце клеймо - доказательство,
Потому и не жалуюсь вслух.
Порываюсь бродить в утро раннее,
В час, когда уже звезд не видать,
Кабы знать наперед все заранее,
Не пришлось бы сейчас вспоминать.
Тянут в прошлое смутные образы,
Среди нескольких сильных картин,
Шея, губы, глаза её, волосы,
И банальная сотня причин.
Ambassador
Ты проснешься, и вспомнится коже,
Ночь любви, ощущения рук,
Легкость сердца лишенного ноши,
Его скорый гарцующий стук.
Несравнимой покажется свежесть,
Утро, день, что ещё впереди,
Одеяла прохладная нежность,
Ммм, как пахнут живые цветы!
Солнце встало, тебе пока рано,
Заворчит что-то совесть, «Плевать!»
Сколько лет ты жила без обмана?!
Так что можно один раз соврать.
Оглядишься: "Ах, надо же, что ты!
Потеряла тебя невзначай",
Аромата знакомые ноты...
«Чашку кофе, любимая? Чай?»
Пощечина
Удар в висок был явно мимо цели,
«Еще один! Теперь немного вниз…»
«Когда и как вы чувства захотели?»
Но ваш ответ – пощечина на бис.
Мой дерзкий Друг, не злитесь на улыбку,
Не бить же вас, приходиться дразнить,
Смешаем их - прелюдию и пытку,
Что бы потом неистово любить!
Прильну к губам, настигнув вдруг в погоне,
Вас целовали, раньше не спросив?
Найти бы грудь… да вот, она, в ладони… .
И мягко вверх соскальзывает лиф…
Должны ли жить легенды менестрелей,
Уже потом чините мне демарш,
Здесь где-то был не лучший из отелей,
Но нам сейчас сгодится и шалаш.
Чума
Пусть будет цепь украсившая шею,
Единственным, что портит наготу,
Сейчас я в вас не вижу Галатею,
Но чувствую наитием беду.
Грядет Болезнь, Безумие, Зараза,
Зачем мы перешли черту «на вы»,
Теперь на нас проклятие алмаза,
Не просто так делимого, увы… .
Любовь сравнима разве, что с недугом,
И на лицо предвестники Чумы,
Мне стоило остаться вашим другом,
Не будь вы тоже мной увлечены… .
Гнетет клеймо наивности, морали,
Но есть одно преимущество богов,
Мы - стороны особенной медали,
Ценою в сотни тысяч медяков.
Троя
Война миров закончится в объятьях,
И ловкость рук подпишет договор,
На два часа лишающий вас платья,
А сценой действа будет коридор.
Скажите мне, признайте это лично,
Глаза в глаза, не нужно лишних слов,
Что я над вами властен безгранично,
И Трое пасть под натиском щитов!
Мой бедный ангел, святость не уместна,
Дорога в Ночь открыта и святым,
Падите ниц, лишитесь крыльев честно,
Пусть и придется лгать всем остальным.
Я поступлю действительно жестоко,
Мне б пожалеть, но вы так хороши!
На два часа я стану вашим богом,
А у богов, известно… нет души.
Чернокнижник
Не трогайте разум, довольствуйтесь сердцем,
По вашей причине я канул в разврате,
Ищу унижений, прослыл иноверцем,
Жалея о самой последней утрате.
Вы вынули жизненно важный мне орган,
Сгубили, оставив в нетронутой форме,
Пустой пошлый звук, опостылевший слоган,
И свод положений в одной аксиоме.
Я… переродился… во что-то иное,
Чужое мне, чуждое… Бес и Послушный,
В какой-то момент нас уже стало двое,
И оба, пожалуй, к вам не равнодушны.
Не бойтесь! Неверие – лекарь отменный,
Чувствительность лечиться дозами яда,
В любой из эмоций я вижу подмену,
И если я циник… то, значит, так надо!
Перерождение
Мы встретимся! Не я ли Вас так жду,
Не мне ли Вы пророчили во сне,
Любовное томление в аду,
Сжигающее плоть мою в огне
Исчадие, я раб у ваших ног,
Песок, хранящий подлые следы,
Ценю, как Тварь ценила свой Цветок,
Возненавидев прочие цветы.
Возрадуйтесь, как низко же я пал,
Вкушаю то, что мне запрещено,
Зачем Вы пригубили мой бокал,
Испачкав кровью белое вино?
За Вас! За Боль! За склонность к темноте!
Знакомый вкус мне кажется родным,
Поговорим о Вашей наготе… .
Я снова себя чувствую живым!
Ольга
«Любимая…» Вам странно слышать это,
Сочтите за еще один цинизм,
Я сам открыл вам «искренность» поэта,
Познавшего однажды экзорцизм.
Я вас люблю... Не верю в это чувство,
Но ощущаю магию страстей,
На паперти священного искусства,
Мне подала одна из Галатей.
Вам невдомек, возможно даже дико,
Во мне опять два разных существа,
Одно живет в задумчивости мига,
Другое на потребу естества…
Неадекватна творческая личность,
Блеск хрусталя, ему ли слыть живым?!
Простите, Ольга, глупую циничность,
И будьте снисходительны к больным.
Черно белое кино
Посидим – помолчим, помолчим да расскажем,
Пару слов, пару фраз за бокалом вина,
Этот вечер для нас, получается, важен,
Раз его собираемся выпить до дна.
Одинокой свечой сумрак полнится комнат,
Ощущеньем тепла приближается час,
Прикоснувшись к тебе, руки кожу запомнят,
И признается взгляд не смеющихся глаз.
Вдруг ненужными станут слова и сомненья,
Станет тихо, как в детстве, тогда, по утрам,
Мы сойдёмся, как рифмы, как стихотворенья,
И почудится спальня священной, как храм.
Ночь растянется сказкой, такой непохожей,
На всё то, что до нас было раньше, давно,
Только утром закончится в грустной прихожей,
Чёрно-белое, снятое нами... кино!
Письмо
Мне бы хотелось выразить короче,
Наверно все зависит от руки,
С чего начать записку в пару строчек?
«Я вам не друг, вы слишком мне близки…»
Не смейте лгать, вам это не пристало,
Оставьте свою жалость простакам
Я предпочту скорее ваше жало,
Чем нудный путь к туманным берегам.
Давным-давно вам все это не в новость,
Хотя вы вправе мне не доверять,
Что ж, посетите собственную волость,
Пока ещё вас жаждут обожать!
Коль почерк не покажется вам резким,
Не потерплю улыбок ваших… "Вон..."
Второй строки последний довод веский,
«...прощайте, я достаточно силен!»
Бессонница
Моя бессонница, наверно, - только повод,
В который раз взять память на поруки,
Прощупать ночь и сердце ультразвуком,
Те части их, куда пробрался холод.
Когда б, не пустота… что там, снаружи?
Взгляд падает на мокрый подоконник,
И значить дождь идет… живой, или покойник?
Но даже ты сегодня мне не нужен.
Я видимо кажусь совсем убогим,
Моё же «я» живет под псевдонимом,
Разыгрывая фарс и пантомиму,
Встречая незнакомок по дороге.
Раскат мешает думать о забытом,
Кто там, снаружи? эхом долетели,
Воспоминание о… маленькой потере,
Лишенные живого колорита.
Цунами
Перо павлина станет кистью,
Тебя с ума сведёт оно!..
Исполнен внутренней корыстью,
Рисую кожи полотно,
С трудом скрывая ноты власти,
Преображаю точки страсти,
В самозабвение! Дрожишь,
Я слышу в шёпоте камыш.
Так откровенна лишь стыдливость,
Себя даруя мастерству,
Моля медлительность, как милость,
И подчиняясь естеству,
Так сакура желает лета,
Цветы вверяя воле ветра,
В нём растворяя всю себя
По настоящему любя!...
Лети же, птица, гордый лебедь,
Свободу чувством окрыляя,
Во что ещё должна ты верить,
Кроме того, что ты живая?!
Что может быть сейчас важнее
Огня безумца Прометея?!
Между землёй и небесами,
Грядёт… Великое… Цунами!
Заговорщики
Мы оба–слуги собственной морали,
Так рьяно чтим семейные устои,
Храня от близких толику печали,
И поздно возвращаться к стенам Трои!
В кругу друзей, знакомых, Вам, мне, общих,
Мы не знакомы, видимо так легче,
А слышать Вас, Ваш голос среди прочих,
Жестокое наследство первой встречи.
Порой, в минуту самоунижения,
Я сравниваю жизнь с плохой приметой,
Меня гнетут и боль, и раздражение,
И параллель с Ромео и Джульеттой.
Огня… Воды… Я путаюсь в эмоциях,
Ещё чуть-чуть и я признаюсь в слабости,
Делю судьбу на маленькие порции,
Но каждая уже без чувства радости.
Мне претит ложь, и не привыкнуть к этому,
Казню себя, и Вас бывает тоже,
И дал бы кто совет, да только некому,
И снитесь Вы, Ваш Голос, Взгляд и Кожа.
Бездна
Безудержность чувств, боясь тебя, птицу, встревожить,
Сдержу свой порыв, позволю тебе наблюдать,
Как я тушу свет, зажигаю свечу, готовлю любовное ложе.
А ты согласишься, что незачем больше бежать.
Что платье твое уже неуместно, в нем тесно,
Что грудь твоя хочет согреться, в ладонь,
Что ночь эта - пропасть, а там, в глубине её бездна,
И нам долго падать в сжигающий душу огонь.
Иди ко мне, дай отравить тебя собственным ядом
Дай стать мне немым, избежать повторения слов,
Тебя обнажить, словно древо, рукой листопада,
Познать твою кожу, хранящую запах цветов.
Мы долго несли недоступности тяжкое бремя,
Наивно стучась в открытую чувствами дверь,
Да будет гроза! Да будет восторг, изменяющий время!
И рвется к свободе неистовый жаждущий зверь.
Стихия
Ощущение, предчувствие бездны, пропасти,
И не думай сейчас о причине и следствии,
Страсть, в чистом виде, без примеси похоти,
Грех ли? Нет! Скорее стихийное бедствие.
Нечто более, чем просто инстинкт и реакция,
Свежий ветер в объятии белого паруса,
В самой точке зенита, не солнце – прострация!
Мы с тобой на границе безумия, хаоса.
Веткой сакуры… вспыхнувшей инеем,
Не молчи, позови меня, шёпотом, именем.
Кораблекрушение
Босая поступь, мокрый след,
Из приоткрытой двери ванной,
Тепло струится на паркет,
Приобретая вид туманный.
Росу предчувствует бутон,
Как негу жаждущее тело,
Уже подумала о том,
О чем мечтала неумело.
За шагом шаг, за шагом шаг,
Ты слышишь тонкий запах спальни?
В нём снег, озон, чуть-чуть коньяк,
Букет подобран идеальный.
Остановись и дай взглянуть,
Тебе идет без полотенца!
Любила ль ты кого-нибудь,
Так, как ты любишь отщепенца?
Войди, но слов не говори,
Оставь их ближним, близким, прочим….
Столкнуло море корабли,
Но отвечать придётся кормчим.
Воля
Воля вольному, падать, так в небо,
И не бойтесь, однажды я пал,
Нынче чувство – достоинство герба,
Совесть слишком дотошный фискал.
Жить учитесь, кому уже тридцать,
Кому сорок, кому пятьдесят,
Сердцу стоит любить и разбиться,
Чем цедить в бесконечности яд.
И да будут вам шторм и стихия,
Привыкайте к ядреным дождям,
Жизнь сама по себе – эйфория,
Где любовь - возродившийся храм!
Рочестер
Тебе мой зов, живая сердца мука,
Ты мне нужна, и только ты одна,
Не выносима более разлука,
И нас разъединившая стена.
Проклятый рок! Ты снишься мне все чаще,
По сути, сон – единственная явь,
Где я любимый! любящий! обрящий!
Не отнимай последнего. Оставь.
Грехи мои… Жестокая расплата,
Себе палач, изыскиваю месть,
За то, что ты любила ренегата,
И принимаю должное, как есть.
Но в смутный час, теряя нить надежды,
А этот груз достаточно велик,
Ищу одну… единственную… где ты?
Тебе мой зов, тебе мой скорбный крик.
Далёкая, родная...
Я выйду на балкон, курить, в ночное,
Нарушу зажигалкой полумрак,
Увижу в небе лунное каноэ –
Наполовину скрошенный пятак.
Зашелестит листва вдали от рая,
Сейчас напоминая саранчу,
Мне вспомнится далёкая, родная,
Захочется скулить, но промолчу.
Прильну к стене, пускай плечо остынет,
Срисую дымом внутренний вопрос:
«С чего душа, как чёрт на гильотине,
И травит, словно медный купорос?»
В тоскливом самочувствии бродяги,
Всё та же риторическая суть,
В луне увижу чистый лист бумаги,
И станет ясно, ночью не заснуть.
Мошкара
Худо тебе? Ладно тебе, что ты… ,
Помолчим, молчанье выше слов,
О тоске утраченной свободы,
О благоразумности оков.
Погоди, пусть время всё залечит,
Сделает полезным черствый хлеб,
И не жги напрасным чувством свечи,
Свечи не заменят лунный серп.
Много в нас, и будет ещё больше,
Мы с тобой источники, да жаль,
На поверку вышла вкусом горше,
Странная последняя печаль.
Почему мы маемся, с того ли,
Что в душе врождённый есть изъян?
Засыпаем с мыслями о воле,
А на деле воля - балаган.
Как же так… и что же будет дальше?
На огонь летела мошкара,
Но огонь – живой, не терпит фальши,
Ладно тебе, что ты… , мне пора.
Помнить
Дождя не будет, небо нынче злое,
Не хочет ныть прогнозам вопреки,
Я изменился, хочется покоя,
А не гадать, считая лепестки.
Конфликт исчерпан, разум торжествует,
От передряг, поди сошел с ума,
Прошу, не поминайте чувство всуе,
И не произносите имена.
Нет пустоты, я полон настоящим,
Прозрев в палате, вдруг со стороны,
Увидел заблудившегося в чаще,
И вашей в этом не было вины.
Мы сами выбираем наши судьбы,
Кто не способен выбрать, будет бит,
Прощайте, буду помнить ваши губы,
Но память больше их не оживит.
Веретено
На сон грядущий песня моя Вам,
Любимая, слова её печальны,
Идите в ночь, ступая по цветам,
Ещё хранящим запах нашей тайны.
Я Вами жил, признаться ещё жив,
Я Вас любил, пусть нынче только эхо,
Сквозь каждый день доносит лейтмотив,
И отголосок «горы не помеха».
За Вами вслед крадущаяся рысь
Тревожит сон у самого истока,
Грусть – это чувство падающих ввысь,
После чего бывает одиноко.
Я подле Вас, и нет проститься сил,
Но Вам приснится долгая разлука,
Не верьте в то, что я Вас разлюбил,
Тем паче в то, что я Вам буду другом.
Золотая рыбка
Меня воспитывали страхи,
Меня растили боль, обида,
Готовя в будущем, в монахи,
Цени де, целое корыто.
Проси у рыбки дом попроще,
Не возжелай чинов повыше,
Беги де, бьют когда по роже,
Да и воздастся тебе свыше.
И я послушно в это верю,
Хотя давно уже не мальчик,
Живу, ращу в себе тетерю,
Боясь хоть раз поранить пальчик.
Доколе рыбке быть терпимой,
Всё что ни даст, а мне всё в тягость,
И жить порой невыносимо,
И вороватым быть - не радость.
Гордиев узел
Ночь за окном, луны почти не стало,
Душа горит и хочет к сквозняку,
Плесните зла в пустую суть бокала,
Назло себе, обоим, коньяку!
Паршивый вкус: "За что их только любят!",
Хотя тепло, пожалуй в самый раз,
Как говорят, гордиев узел – рубят,
Ах, если б так, но это не про вас…
«Он не придет!» - качнуло странно тени,
«Какой пассаж, я, кажется… пьяна!»
Тернистый путь ведет, выходит, в тернии,
Кто виноват? Конечно же Она!
Шаги к окну… «Как, право, все нелепо,
И эта ночь, и пятна на стекле!..»
И в тот же миг, родные руки, цепко…
«Я опоздал…»
... «Молчи! Иди ко мне…»
Она
Она осталась где-то в детстве,
Она решила ей так проще,
Скрываться в легкое кокетство,
Как под косыночку в горошек.
Играть с мальчишками невинно,
В цветные стекла видеть лето,
И удивляться, так наивно:
«А как же так, а как же это?!»
Таить от взрослых свою правду,
И говорить её собаке,
Скучать, пусть глупо, по детсаду,
И по хорошей детской драке.
Она всегда легка в репризах,
Смеяться – ей обыкновенно,
Но шарм достойный МоныЛизы,
Понять способен лишь блаженный.
А в дождь ей, знаете, не спится,
Назло всем памятным недугам,
Как в небо раненную птицу,
Зовет к шуршащим тихим звукам.
В сорочке, молча смотрит в окна,
К стеклу холодному склоняясь,
И точно знает, дождь - бесплотный,
Но в каждой капле его - аист.
Любовь
Есть. Она есть! (к чертовой матери)
Коли нет, значит, боги все – ироды,
Без неё этот мир сродни паперти,
Где мы… Нищие! Падшие! Сироты!
Значить, Веры нет?! Значит, Надежды нет?!
И выходит, что... В сумерках, в темени,
От рождения и до исхода лет?!…
Но какой тогда смысл во времени?
Если были вы вне обстоятельства,
На любое на ваше неверие,
У меня есть… Я сам доказательство,
Этой вечной священной мистерии!
Сглаз
Оживи окончания нервные,
Пропусти через них электричество,
Мы с тобою сегодня бессмертные,
Мы сегодня с тобою в язычестве.
От стихии к стихии, в единое,
В ночь падения звезд, полнолуния,
Узнаешь ли ты необъяснимое,
В восхитительной вспышке безумия?!
Торжество беспредельности, радости,
Ощущение таинства, истины,
То, чего люди алчут и в старости,
Из счастливых билетов- единственный.
Сотворим, растворимся в звенящее,
Ныне мы - не одно ли красивое,
Небо, верую! Вновь. В настоящее,
И назло кривотолкам… счастливое!
День
Взгляни ка в небо, в небе птичья стая,
Куда летит сегодня клин отважный,
Не провожай, но чудо вспоминая,
Признайся вдруг, что это очень важно.
Свободный вдох, чем пахнет день весенний?
Издалека доносится знакомый,
Душистый запах, точно, что сирени,
Иди к цветам, не торопись, спокойно.
Случайный взгляд, заметит ли прохожий,
Счастливый блеск, в глазах твоих зеркальный,
Душа кричит: «Любимый мой, хороший…»,
И сердце вторит: «Самый мой... желанный!»
Вишня
При вас я шут, при мне вы вечно грубы,
А почему, о том мы умолчим,
Ах, как они прекрасны, Ваши губы!
Ах, если бы не тысяча причин… .
О, если бы не разум вседержащий,
Обычаи, устои, высший суд,
Не кажется ли вам, что я пропащий?
Ну, так и вас, пожалуй, не поймут…
Язык змеиный - искус травит душу,
Яд проникает в мысли и в мечтах,
Я говорю себе, что я не струшу,
И вижу сад, вишневый, при цветах.
Вам легче быть суровой, это видно,
Меня не выделяя из толпы,
Вы все таки мне льстите очевидно,
Но не сойдете, знаю что, с тропы.
Из редких встреч я выдумаю музу,
В последний раз вас мельком выдал взгляд,
Ах, ваша грудь… носите чаще блузу,
Простите, я конечно виноват.
Глупы великовозрастные дети,
Скажите грубость, мне она мила,
Я отшучусь, никто и не заметит,
Как между нами вишня расцвела.
Клубника
День на закате, город вам знакомый
Парк, пара чаек, чистый пруд,
Кафе, вы, собственной персоной,
И вам вина холодного несут.
И вы одни, немного одиноки,
И потому шампанского! Гарсон,
Конечно же отметит ваши ноги,
Крутясь вокруг ведерочка со льдом.
Один глоток, и к черту все заботы,
И хорошо, и стоит ли тужить?!
Небрежный жест: «Живее, Идиоты,
Mademouselle желает прикурить!»
Ещё заказ, полпорции клубники,
Одну из самых крупных ягод в рот,
Вот так вот и теряются улики,
В устах законодательницы мод!
Ах, Боже мой! Нежнейший, утонченный,
Вкус ягоды с шампанским дарит след,
Со стороны: «Мы с вами не знакомы?»
Но вам ли до знакомств?! «Конечно нет!»
Случайные связи
Знак стоянки, чуть дальше проезд,
Галерейный, когда-то хорош,
Тот же дом, тот же самый подъезд,
Только ты уже здесь не живёшь.
Тут когда-то в неброском кафе,
Лет, наверное, сотню назад,
Точно помню, что был подшофе,
Удивительный встретив твой взгляд.
Завязалась случайная связь,
Обоюдный весенний каприз,
Без любви и без пошлости фраз,
Но с шикарной постелью на бис.
Было больше похоже на сон,
На стихи, что придумал поэт,
Мне порою казалось, влюблён,
Но упорно твердил себе: "Нет!"
Молодой и беспечный тогда,
Ныне пройдено столько дорог,
Потому ли скрипит иногда,
За душой: "Упустил! Не сберёг!".
Мне знаком этот старый район,
Обязательно, будучи пьян,
Заверну, чтоб увидеть твой дом,
И кафе, где теперь ресторан.
В дождь
Воспоминаний вновь порочный круг,
С учётом возрастного искажения,
Как эха удаляющийся звук,
Его уж нет, всего лишь отражения.
Сотри меня из памяти своей,
К чему тебе былые эпизоды,
Похожие на выродки корней
Бесчувственные к прелестям погоды.
Оставь меня, прошу тебя, уйди,
Я буду ждать покоя терпеливо,
Сегодня снова вспомнились дожди,
Быть может, оттого и задождило.
У прошлого навечно в кабале,
Со временем всё чаще близорукий,
Не вижу дальше капель на стекле!
Под тихий шум, размеренные звуки,
Душа грустит, как в глине пустота,
Там, в глубине кувшина, одинока,
По-прежнему единственная та,
Бессмысленная муза водостока...
Будет дождь
Такое чувство, будто нет чего-то,
Чего-то не хватает, но забыл...
Как птице раненой свободного полёта,
Как загнанному зверю капли сил!
И ощущение инерции… и призмы,
Где грани обрываются в тупик
Остатками раскрошенной харизмы.
И слаб к сопротивлению… Привык!
В раскрытое окно прохладный ветер,
Вниманье привлекая, теребя,
Сыграет в шторы, дабы я заметил,
И вспомнил, что мне хочется дождя!
Сумятица
Сбейте спесь с меня, вон! мою пошлость,
Я веду себя слишком уж вольно,
Заполняю бессмыслицей полость,
Оскверняя сосуд добровольно!
И, как будто бы, нету причины,
К беспокойству, а все не сидится…
А под кожей… под дерзкой личиной,
Дождь и тонкая ржавая спица.
Ренегат
Я телом твоим страдаю, зависим,
Я раб его жаждущий доли блаженства,
Касаюсь, как к текстам мне памятных писем,
Где каждая строчка само совершенство!
Где каждая фраза ниспослана свыше,
За что мне, отступнику, эта награда?
Ты рядом, ты близко, ты больше чем ближе,
Прощаешь мне некогда грех ренегата.
Даруя отшельнику тело святыни,
Ты лечишь отчаянье, вот оно, чувство!
Так преображается саван пустыни,
В ожившее семенем мака безумство.
В огне, словно феникс ищу возрождение,
Я пью откровение, веруя снова,
В мечту, в смысл жизни, в его отражение,
В жемчужину самого главного слова.
Скажи мне, признайся мне в том, что любила,
Уже расставаньем грядущим тоскуя,
Я сталью ожившей в стихии горнила,
Оставлю на шее клеймо поцелуя.
Последнее эхо… и оба мы знаем
Мы оба готовились к этой разлуке,
Останься… иди же… и не замечаем,
Дождя одинокие первые звуки.
Галатея
Легко ли мне, Пигмалиону,
Заведомо признав ущербность,
Нести безумия корону,
Творенью собственному верность!
Рук собственных кляну искусство,
Переживаю болью чувство...
Страдаю, истинно страдаю,
И не могу иначе... Знаю!
Мне, сумасшедшему, живее,
Среди живых и настоящих,
Среди возвышенных и падших,
Немая в камне Галатея...
Проклятый мрамор, проклят я,
Коль нет желаннее тебя!
Порою, в ночь, при лунном свете,
Объяв прохладу изваянья,
Я, словно в искреннем сонете,
Вдруг душу слышу внутри камня,
Мольбу, крик помощи и зов,
Освободиться от оков.
Так птица в клетке бога птиц,
О воле просит без границ.
И я беспомощен! Святые,
Кто наложил проклятье свыше,
Не дышит та, что всех мне ближе,
И далеки все остальные!
Росой усыпаны аллеи...
...и плачет мрамор Галатеи.
Воспоминания о...
Ночь – это призрак, контуры в тумане,
Напомнят мне, прости, пусть даже поздно…
На мне клеймо живых воспоминаний,
Я и не знал, что выйдет все так сложно.
Мы так щедры порой на расставания,
И так легко любому стать циничным,
Где же теперь слова и обещания,
Особенно принадлежащие мне лично?
Путь пройденный разбит на перекресток,
Где каждая дорога стала тоньше,
Мы потеряли вроде бы с наперсток,
Но на поверку вышло - много больше.
Ночь, пощади… В туманной пелерине,
Зачем я вижу нежность силуэта?
Забилась память мушкой в паутине,
И еще долго - долго до рассвета.
Игральные Карты
В память просится встреча забытая,
Ты наверно не вспомнишь, давно,
Была осень дождями размытая,
И постель эпизодом кино.
Не я первый, и ты не последняя,
Оба знали - зачем и к чему,
Просто...эта погода осенняя,
И случайный расклад на кону
Я увидел в глазах отражение,
Словно зеркало собственных глаз,
Тот же самый порыв и стремление,
Одинокий стареющий вальс...
Улыбнулась, да грусть не здоровая,
Мне напомнила карточный блеф...
Ты играла под Даму Червовую,
Только я разглядел всё же, Треф!
Потому и сошлись мы, случайные,
Что бы после забыть этот след,
Одинокие карты игральные,
Дама Треф и...Трефовый Валет!
Глупое сердце
Какой пассаж, мы оба в прошлом биты,
С того и культивируем свой страх,
Однажды взяв фальшивые кредиты,
Наивно прогорели в пух и прах.
Учитель - жизнь, урок усвоен четко
В своем углу пристыженный амур,
И потому, вы в обществе – трещотка,
А я – пошляк, развратник, балагур.
Но, черт возьми, в большом и глупом сердце
Ещё живет предание в камнях,
Наскальными рисунками пришельцев,
В моем – о Вас!.. а в вашем – про меня.
Жертвоприношение
Пади, долгожданная жертва,
Твоя нагота ослепила,
Во мне сейчас дикая сила,
Инстинкт обнаженного нерва.
Нет более властного зова,
Я вырву из огненной бездны,
Достойное кары небесной,
Твое сокровенное слово.
Твой шепот сорвавшийся вскриком,
Твой крик преступивший законы,
Взывают ко мне обреченно,
И молят о чем-то великом.
Наивно, я – бес одержимый,
Животные страсти порочны,
Но в мутной воде, не проточной,
Величие недопустимо!
Одержимый
Мозг расплавляет мысленный накал,
Избыток чувств… И вот она - неволя!
Я нахожу в тебе то, что искал,
И привыкаю, словно к алкоголю.
Во мне ломается… Нет, я уже не тот,
Бредущий мимо жизни наблюдатель,
Я – падающий в штопоре пилот,
Я!.. – пьяный вдохновением писатель.
Тебя пугает блеск в моих глазах,
Смущает лезвия наточенного глянец,
Я просто забываю свой же страх,
Я ныне вспышка, всплеск, протуберанец!
Сгорю дотла, да, я сгорю дотла,
Сведя на нет мгновение и вечность,
Знать так положено, что сущность фитиля –
Стекающая в каплях воска нежность.
Я не делец, мой разум будто спит,
А сердце неприемлемо к советам,
Пусть первый – радугу рисующий графит,
Второе – наполняет её цветом!
Из черно белой жизни наяву,
Я всё до основания разрушу,
Да будет свет ласкающий сову!
Да будет страсть сжигающая душу!
Шаман
И память, и грусть - вздор спесивых теней,
Я жажду явления нового взрыва,
Грядет возмущение будущих дней,
Слияние с бездной, паденье с обрыва...
Эй, влаги мне! Чего-нибудь крепче росы,
И небо наполнит мой кубок дождями,
Я пью вожделение новой грозы,
За жизнь! Не прикрытую больше зонтами.
Бычье сердце
Здесь, на арене, справят по мне тризну,
Мне ли не знать последствия корриды!
Я все ещё кичусь своим цинизмом,
Но мои карты, если честно, биты.
О, я послушно следую обману,
Так бычье сердце рвется за победу,
Стремясь познать губительную рану,
Слепую страсть к ненавистному цвету.
Что ж, я прозрел, я вижу, ты прекрасна!
Ты завладела мыслями по праву,
Да, я – люблю… Лови меня, на красный,
И не щади, потешь себя, на славу.
Самоуничтожение
Один нюанс, казалось бы, так мало,
Но равносильный каменной стене,
Да, я любил, но ты о том не знала,
Ведь я из тех, кто предан так семье.
Хранил в душе не праведную верность,
Гнал прочь лукавого, считая за порок,
Мечты свои и пагубную нежность,
Забитые давлением в висок.
Я сильный. Я забыл. Я смог! Поверь мне,
Списал в табу, где совесть есть закон,
Но ты опять приснилась мне намедни,
А я во сне, увы, не защищён.
Я был во сне предательски счастливым
По детски чист, наивен и открыт,
Безудержным и внутренне красивым,
Как радугой расписанный зенит!
Я был живым не призракам в угоду,
А собственным желаниям в душе,
Раскованный, я чувствовал свободу
Затравленную некогда в клише.
Но утром вновь разбуженная совесть,
Талантливо казнила сгоряча…
Я проклят быть разумным, эта повесть,
Сгорит! А с ней и чувство палача.
Грозовой перевал
я стою
на высокой скале на самом краю...
и не над а подо мной
гроза
как пчелиный рой
молнии
бьются в агонии
тучи
расстояние скрадывают
завораживают
почему то радуют
не боюсь упасть
потому что уже
падаю падаю падаю
сливаясь с этой грозой
словно свой
став частью немалой
этого перевала
лечу
всего лишь мгновения
и последнее
растянувшись в бесконечность
приносит забвение
свободу
и вечность
Солнечное затмение
Свет мой, свет – последняя страница,
Больше никого и никогда,
Журавлей так много, вереница,
Я и сам журавль, хоть куда.
В пустоте живу, да не в обиде,
Значить, ещё долго буду жить,
Жизнь – разнообразие событий,
Стоит ли о мелочи грустить…
Свет мой, свет – далекое светило,
Все еще писать тебе горазд,
А ведь сердце искренне любило,
Потому и черствое сейчас.
Я теперь циничный, хладнокровный,
Битый я, с того видать в цене,
Знаю, что сказать и разведенной,
И кокетке, сущей сатане.
Свет мой, свет - минувшие ожоги,
Лекаря назначат времена,
Мы с тобой все те же недотроги,
Не кори за это, не меня…
Собственно я здесь, что бы проститься.
Пара строк с оказией, храни,
Что ж, на посошок, как говорится,
И забудем солнечные дни.
Золотая спица
Ты здесь, под сердцем, тонкой спицей,
Из благородного металла,
Моя преступная зарница,
И значит, совести не стало.
Моя последняя иголка,
Все потому, что разум принял,
И с этим можно жить, и долго,
Не задевая чье-то имя.
Кто скажет «лжец», пусть кинет камень,
Приму заслуженную кару,
Мы все кого-то чем-то раним,
Или по жизни носим траур.
Любимая
Ты спишь… ,как ты красива, Боже,
В своём чистосердечном сне,
Ночная зыбь скользит по коже,
Рисуя контур при луне.
Рисунок тонкой паутины,
Как хорошо, что нет портьер,
Перед глазами не картина,
А исключительный шедевр.
Ты вызываешь чувство неги,
О, этим чувством поражён,
Твои целую нежно веки...
И понимаю, что влюблён!
В который раз, в тебя одну,
Одну лишь любят, прав был Ницше,
За годы чувствую вину,
Прошу прощения, за них же.
Любить Жену
Дорога... дорога... к родному порогу,
Внезапным дождём продрогший немного,
Ступеней не зная, взлетаю трамплином:
"Родная… Родная!",
"Родимый!.. Родимый…"
Единственный взгляд... и я безоружен,
Единственный запах... другой и не нужен!
На балу
Чуть разбитое окно,
Забинтованное скотчем,
Щель осталась между прочим,
И сквозит через неё.
Тонким свистом музыкант,
Заиграв в одно дыханье,
Привлечёт моё вниманье,
Безусловно, есть талант!
Эту песнь услышит Пыль,
Ей на месте не сидится,
И она, начав кружиться,
Мне покажет водевиль!
Но одна, без кавалера,
И чтоб не был бал пустым,
Закурив, пускаю Дым,
Приглашай же даму смело!
А Сквозняк увидев вас,
Как движения свободны,
Пролистав дневник свой нотный,
Заиграет Венский Вальс!
Пыль, Сквозняк, Дым сигарет,
В них увидел бал... Поэт!
Туда
У меня семь пятниц на неделе,
Я, видать, с рождения такой,
Черти колыбельную мне пели,
Но один из них был пресвятой!
Кто из них раскраивал мне душу,
Вырезали ровно, да не то,
Вот и рвется клоуном наружу,
Словно на арену шапито.
Мне бы в лес, да степь у нас, пустыня,
Может быть, придумать себе лес?
Жизнь живу, как муха в паутине,
Сам в неё по глупости залез.
Голова садовая... седыми,
Издали не кажутся виски,
Одиноко стало с молодыми,
Но ещё так рано в старики.
Давеча опять сорвался, падал
Видел свет и слышал голоса,
В глубине раскидистого сада,
Помню в грудь ужалила оса.
Снилось, или было в самом деле,
То ли умер, то ли я воскрес,
Ласково так ангелы мне пели,
Но один из них был сущий бес.
Дети
Сказать ли? Сказал бы, тем паче уверен,
Ты тоже в семье была белой вороной,
Такие как мы с тобой, ехали в Бремен,
Считая венок вересковый короной.
Играли на дудках, встречали рассветы,
Любили друг друга, прощали измены,
Шуты, лицедеи, певцы и поэты…
Познавшие таинство, магию сцены.
Сказать ли? Сказал бы о тонкой печали,
Предчувствии верной, тоскливой разлуки,
О тайной гравюре, священной скрижали,
Что сердце готово отдать в твои руки…
О том, что всё знаю, что против закона,
Тебе установленных рамок и всё же
Я выберу пытку - молчанье перрона,
Позволив себе только мысленно: «Боже,..
Останься…» Последняя воля Пилата,
Дождусь ли я проблеска лунной дороги,
Я знаю все доводы «за» и «так надо»,
Как лодочник знает речные пороги.
«Останься…» Самим аргументом идеи,
Явлением веры, что я существую,
Я б сам раздробил камень, лёд Галатеи,
Когда бы не знал тебя в прошлом живую.
«Останься… Останься…» но эха не будет
Мой голос не должен быть поводом боли
Скорее забвение чувства остудит,
Чем я стану привкусом будущей соли
Вскипая безумием в маске рассудка,
Я выжду последнее слово на память
Ты всё таки плачешь, но внутренне, чутко,
Не стоит, мы можем друг друга поранить.
Тополь
Будет небо с проседью,
С облаками белыми,
Локонами, поросолью,
И немного стрелами...
А одно большущее,
А одно громадное,
Кораблём плывущее,
С парусами ватными.
Будет солнце жёлтое,
Голое, бестыжее,
Как подсолнух доброе,
Как соседка рыжее.
Будет в небе красится,
О земле заботится,
По траве прокатится,
До меня дотронется!
Буду я желтеющий,
Солнышком обласканный,
О весне жалеющий,
Осенью заплаканный.
Да под небом с проседью,
Да под солнцем во поле...
Сделай меня, Господи,
После смерти тополем.
* * *
СТИХИ ПОСЛЕДНИХ ЛЕТ
«Татьянин День»
Парад теней потусторонних,
Свою предчувствуя беду,
На маскараде обреченных,
Как в лихорадочном бреду…
Пока еще зияет рана,
Ищу вас в масках во плоти,
Реинкарнацию Татьяны,
Чтобы спасение найти…
Иначе… Нет меня, не станет
На чаше проклятых весов,
Одни грехи в сплошном тумане,
И стрелки сломанных часов.
И зеркала, зеркал осколки,
Не склеить все, что я разбил,
И значит жизнь моя – задворки
Среди заброшенных могил,
Бродить уныло в лунных числах,
Уже не мысля по-людски,
Ни чувств не ведая, ни смысла,
От растянувшейся тоски.
Я вам писал, пока был здравым,
А нынче слег и вижу сны,
Парад теней в бреду лукавом,
Себя и Вас... со стороны…
Нежданное письмо
Письмо нежданное… В опале,
Метель прокравшаяся в вальс,
Коль вы еще не дочитали,
Сожгите сразу после фраз…
«Люблю Вас…», через эти годы,
Но этих чувств не разглядеть,
Теперь мы с вами антиподы,
Как те же золото и медь,
Когда то скованное сердце,
И ныне держится оков,
Пересолите, бросьте перца,
Коли опять я бестолков,
Пишу пустое верно… Грустно,
Просил же вас не продолжать,
Что вам пейзаж мой захолустный,
Строк разорившаяся знать…
Мне бы перо и пару капель,
Смогли б чернила оживить
То, что давно пошло под скальпель,
Или вообще не ворошить?!..
Нет, эта рукопись в опале,
Метель, прокравшаяся в вальс,
Остудит помыслы… едва ли,
Переполняет нежность вас…
Престиж
* От франц. prestige - обаяние, очарование;
от лат. praestigium - иллюзия, обман чувств...
Любовь – блезир, искусство движет нами,
У переписки этой лейтмотив -
Болезненная склонность к оригами,
И недостаток прочих перспектив…
Который год мы пишем мелодраму,
Который год не тронуты сердца,
Бессильны вы, и мне не по карману,
Признаться вам от первого лица…
Но чем плохи два странных персонажа,
У сумасбродства тоже некий шарм,
Сравнимый с обаянием пейзажа,
Что мой и ваш украсит Инстаграм…
Не опоздайте в следующую встречу,
Очередного буду ждать письма,
Признаюсь честно, часто вам перечу,
Ну так и вы придирчивы весьма!..
Пускаю пыль блестящую словами,
Вплетаю в текст умышленный престиж,
Не позволяющий остаться нам друзьями,
Но только в рамках предыдущих вирш.
Беладонна
Собрал нам ягод волчьих горьких,
Присядьте рядом, визави,
Ведь завтра в мире одиноких
На пару больше станет, Vi...
С руки моей, берите больше,
Мне хватит яда и в речах,
Что может быть.., куда уж проще,
Последний ужин при свечах.
В словах прощальных все фальшиво,
Их больше нечем подтвердить,
Ну почему вы так красивы!..
А значит память будет мстить.
Вино окрашивает совесть,
Во что-то пошлое на вкус,
Выходит рукопись и повесть,
Вполне сгорят себе, и пусть.
Престранный вечер неуклюжий,
Еще чуть-чуть и нам пора,
В студеном воздухе снаружи,
И разойдутся вектора.
Закурим молча у ограды,
Прости.., простимся наконец,
«Vi, мои чувства были правдой...»
«И тем не менее, вы - лжец.»
Левкой
Прощайте?.. День сегодня хмур, погода зла на нас, прискорбна,
Пожалуй даже чересчур, ведь все случившееся спорно!
Нельзя сказать… Не говорим, все было выстрадано с теми,
С кем вышел комом первый блин после фрустрации в Эдеме.
У двух изъеденных сердец изъян изделий поневоле,
И обездоленность колец, да половина пуда соли,
Вот мы и маемся, увы, в случайных связях проку мало,
Ведь души чахнут без любви, моей почти уже не стало.
Нет даже видимых причин казнить друг друга симметрично,
Что мы прошли вдвоем? Аршин, а это даже не прилично,
Хотя… Что ждет нас впереди? Не потому ли небо злое,
Что так старалось нас свести… в ночь с тонким запахом левкоя.
Ссора
Нас губят жала резких слов, твои особенно… Довольно!
Я и не знал, что был готов тебя ударить очень больно,
Наотмашь! в полной тишине я вижу следствие поступка,
И мы теперь, как на войне, лишились здравого рассудка.
Нет смысла что-то объяснять, нет сил унять свое же жало,
Ведь будем каяться же… Бл_ть! Да как?! Да что же с нами стало?
Ведь ты родная мне была, вот и сейчас тебя нет ближе,
Ну, прикуси ты удила… «Да потому, что ростом ниже!!!»
Да потому, что через час, падешь заплакав, сил не будет
И не себя жалея… Нас! И перекрестки наших судеб,
А я покаюсь, на груди, на сердце, что меня венчало,
Ну не реви… Не плачь… Впусти! Давай, мы все начнем сначала.
Rendez-vous
Я буду помнить, я запомню, день нашей встречи в октябре,
Уже не девочку, вас – ровню, с годами ставшую мудрей,
Бутон раскрылся розой редкой, что соблюдает ранг в шипах,
Но сохранил в себе кокетку, все те же искорки в глазах.
Мы с вами просто говорили, отчасти светский диалог,
Знакомых близко, что забыли о своей близости не в прок,
Тому минуло лет немало, пожалуй больше впереди,
Что ворошить нам… Не пристало! Иные выпали пути.
Но в строгой сдержанности встречи витал двусмысленный
вопрос,
Как мы простимся в этот вечер, не побоимся ли заноз,
Коли подвел, простите Другу, вас провожая, неспроста
Я целовал родную руку… Как целовал бы вас в уста!
Партия
Мы - никудышные друзья, и отношения пристрастны,
Тенденциозны донельзя, и при сближении опасны,
Ах, ваша шляпка, mon ami, во взгляде что-то промелькнуло,
Когда мы рядом визави, не рэвольверное ли дуло?
Хотите выстрелить в сердцах? хотите в сердце? бога ради,
Не промахнитесь впопыхах и… не просите о пощаде,
Когда ненужное белье украсит бра в случайной спальне,
Не пощажу! возьму свое, приговорив вас на закланье.
К любовной пытке через боль, преображающей алмазы,
Пока не вскроется пароль вас охранявший от экстаза,
Мы с вами больше чем друзья, мы с вами заново знакомы,
Бью пешкой белого ферьзя, пока он в облаке истомы.
В парке Чаир
Осенний запах хризантем... в саду, что полон весь печали,
Где листья желтые опали, стал не похожим на эдем,
Растаял утренний туман, вернув унылый птичий гомон,
И больше всех выводит ворон, наш упокоивший роман.
Опустошившая нас страсть жива в осенней мелодраме,
Как мы расстались в Зурбагане? Как мы могли так низко пасть!
В аллее, бывшей местом встреч, тропа полна любовных писем,
Теперь мы, правда, не зависим от их желания увлечь.
В холодном воздухе с утра полынный запах поздней грусти,
Проводит к выходу, отпустит, раз время вышло и пора,
Прощай, наш парк, последний путь, она сама придет
проститься,
Вместо шарфа в платке из ситца… шарф у меня, не обессудь.
Ива
Смелее... Первородный грех... Еще мешает стыд и скромность,
Забыть знакомых, близких, всех, и погрузиться в невесомость,
Идти у чувств на поводу, учиться чувственности снова,
Открыть ярчайшую звезду и понимать все с полуслова.
Все ощущения внутри в одном из робких измерений
Играют красками зари и всей палитрой озарений,
В час воскрешения чудес, в миг искажения реалий,
Под осуждение небес и возмущение морали.
Признайся, вымоли слова, тебе простят за откровенность,
За то, что ты опять жива, но после сгубишь эту ценность,
Мне снится долгожданный сон, как грустно плачущая ива,
Склонившись низко над ручьем, вдруг признается, что счастлива!
Лучшее во мне
Не оскверняйте чувств любовных «забавным» флиртом,
просто так
Безвкусный яд в словах фривольных даст порчу быстро,
как сорняк,
Цените чистые порывы, в них столько высшей красоты,
Что нет другой альтернативы и смысла прыгать с высоты.
Они доверчивы по сути, что так легко все подменить,
А ваш «волшебный» шарик ртути способен только навредить
Как жаль что сдержанность не в моде, как жаль
что скромность не в цене,
И коротки не по погоде наряды пошлые вдвойне…
Но коли вам попала редкость и исключение из норм,
Угомоните свою дерзость, и пересядьте на паром,
В неторопливом приближении к туманным новым берегам
Синица одухотворения даст фору даже журавлям.
Смута
Мой друг, прости меня, за смуту, за твою бледность во плоти,
В урочный час, в сию минуту слов не сдержать мне взаперти,
Они из клетки рвутся, полно, им жизнь дарована одна,
И в каждом слове птица словно, что хочет вырваться,
должна!
Я знаю исповеди, Боже, одна из них меня гнетет,
Тебя тем более тревожит, что лишь в падении полет,
Свобода, нынче я свободен, руби же голову с плеча,
Коль стал безумец неугоден грань преступивший сгоряча.
Или прими, или изыди… или приди, или гони,
Или заплачь, чтоб я увидел, что мы действительно сродни,
Что ждет нас в дебрях лабиринта, один наверное умрет,
Вернусь! цветами Гиацинта, однажды в ночь на новый год.
Магнолия
Нет нет… не стоит говорить напрасных слов и объяснений,
Увы, не в праве вы любить, любя без толики сомнений,
В глубинном чувстве зреет яд, нектар порывов перебродит,
С годами в немощность сто крат, назло чувствительной природе!
Живите в рамках, в них мораль вас сгложет рано или поздно,
А вместе с ней и календарь мстить будет сердцу виртуозно,
Но вы все стерпите, сильны, в похвальной преданности долгу,
Храня беспочвенные сны, а с ними подлую иголку.
Нет нет… желаю вам добра! молюсь за ваше исцеление,
Не потревожу вас зазря в текучем бренном измерении,
Все будет так, как и должно быть в нашем мире обреченном,
Как нечто среднее равно между «не важно» и прискорбным.
|
