НО ЗАПОМНИЛАСЬ ДОБРОТА ФРУКТОВЫХ ДЕРЕВЬЕВ

    (Рассказы маленькой девочки в воспоминаниях семидесятидвухлетнего человека)

 

 

Мне было шесть лет, когда  началась война.

Мы с мамой жили в Москве на Большой Полянке, 41. Поэтому я отчётливо помню Москву довоенную  -  светлую, с детским садиком. Помню парады на Красной площади и людей, любящих друг друга и меня в общежитии Узбекского постпредства. И Москву  военную помню -  с окнами, заклеенными крест-накрест полосками бумаги, чтобы не треснули стёкла от воздушной волны при бомбёжке.

Мама вместе с соседками красила простыни фиолетовыми чернилами - для светомаскировки.

К каждому ребёнку был прикреплен кто-нибудь из детей постарше, чтобы помогать спуститься в подвал при воздушной тревоге. Мою вожатую звали Лида. А подвал запомнился тусклым освещением и лампочкой под потолком, все смотрели на  то, как она покачивается:  если  сильно, это  значило, что  бомба  упала близко.

Один из ярких эпизодов тех дней: мой дядя ел яичницу, почему-то один, а мы с мамой смотрели на него,  и мама плакала, потом  мы с пятого этажа  глядели в окно,  как  он  уходил,  в длинном пальто и в шляпе, с заплечным мешочком. Уходил в народное ополчение защищать Москву студент-композитор Муталь Бурханов.

Теперь я понимаю трагизм той ситуации. Для мамы это был  последний из родичей нашей семьи. Все наши мужчины  были расстреляны в 1938-м.

Имею горькую честь назвать их достойные, реабилитированные ныне имена: Мазхар, Мукаммиль, Муаммир и Мисбах Бурхановы. 

Муталя  уберегло то, что он в то время учился в Москве, куда потом  забрал и сестру с её малышкой.

Что важно в этом рассказе?

В годы политических и экономических репрессий довоенного периода наблюдается  насильственное переселение деятелей науки, работников всех сфер культуры  и хозяйства. Тогда  Москва и другие города России, Украины, Белоруссии, Сибири стали прибежищем для таких как мы, семей «врагов народа». А когда началась война, людей, гонимых оттуда, приняли наши края.  Уроки  истории, напоминающие людям:  будьте терпимы и благородны всегда.

Между тем, я вполне  была счастлива детством.

Московская жизнь тех лет отмечена в моей судьбе великим событием. Я получила в подарок книгу, красочно оформленную, в твёрдом переплёте. «Сказка о рыбаке и рыбке» Пушкина.  Дарственная надпись гласила:

Диля!

Будь умна и будь послушна

Свою мамочку люби

Когда вырастешь побольше

Меня тоже вспомяни
                           

              А.Ф.
                          4/IV – 41г.

Имя русской женщины, научившей меня тому, что немеркнущий подарок в жизни - это книга, - Анастасия Фёдоровна. Когда через двенадцать лет я приехала в Москву поступать в МГУ, я искала её. Мне рассказали друзья нашей семьи, что она погибла во время бомбёжки. Но ее дар, спасибо моей маме, сохранился при всех наших переездах, он со мной и в этот час.  

Для меня, историка и искусствоведа, значимы в этом эпизоде из жизни маленькой девочки - изгнанницы из Азии отношения взаимной поддержки двух женщин - интеллигенток из Бухары и из Москвы, созвучие их культур, не разделимых ни вероисповеданием, ни социальным положением, ни национальными языками, ни даже политикой и идеологией.
            

Нас с мамой эвакуировали в Ташкент в августе 1941 года.

Первое  впечатление от Ташкента:  сияние солнца, журчание арыков  и  вкусные фрукты.  Не осознанно, но запомнилась доброта фруктовых деревьев:  они и ныне  раскидывают свои ветки и к соседям, и на улицу - ешь, кто хочет...

5 сентября 1941 года в Ташкент прибыла Ленинградская консерватория. В эшелоне насчитывалось около 1500 человек - вуз, школа-десятилетка и часть музыкального училища1.      Для учебных занятий консерватории и музыкальной школы при ней был выделен Клуб швейников - «здание, в котором нехватку помещений в известной мере компенсировал отличный концертный зал» 2. Я помню потолок этого зала, расписанный, как говорили взрослые, итальянскими мастерами.

То была моя первая встреча с классикой Европы.

Потолок Актового зала школы 110, в которой я училась после отъезда ленинградцев, был расписан в том же стиле. Учителя говорили нам, что этот район города издавна был обжит. Благословенна память того, кто пригласил тех мастеров в Ташкент. Узнать бы   имена…

Авторы  исторических очерков  «100 лет Ленинградской консерватории» в главе  «В суровые годы войны» отмечают: «С разрешения Управления по делам искусств Узбекистана консерватория организовала поиски роялей и пианино по школам и клубам. И всё же для самостоятельной работы студентов и учащихся  не хватало ни инструментов, ни классов. Это вынудило разрешить ночные занятия»3. 

            В первый класс меня повели в школу-десятилетку при Ленинградской консерватории.  Читать к тому времени я уже умела  -  научилась в семье соседей, врача Марии Аристарховны Тевяшовой  и инженера Александра Петровича Петрова. В их доме  иногда разговаривали  между собой по-французски;  позже, прочитав  воспоминания  В.Катаева, я узнала, что выросла на книгах русской интеллигенции: «Камо грядеши?», «Повесть о рыжей девочке», «Дикая собака Динго».  

В музыкальной школе моя первая учительница Ольга Христофоровна Янович научила меня писать, а главное, что определило всю мою жизнь, она научила меня  любить учиться.  

После возвращения в Ленинград, она писала мне письма-открыточки. Жила она на улице  Мойка, 20, кв.19.

Тогда я ещё не знала, что название «Мойка» станет одной из самых трепетно звучащих струн души.

Много лет спустя,  когда я впервые пришла домой к Пушкину, я посмотрела в окна, в которые глядел он, всплакнула над завитком кудрей,  да и вспомнила мою первую учительницу, подумав:  как много значит для меня  она, проживавшая  на улице, по которой ходил Пушкин.

Первые мои учителя  в музыке были Раиса Ильинична Ильина и Ариадна Владимировна Бирмак.

Уже на следующий год я, второклашка, играла в концерте на двух роялях в шесть рук с  Саидой Рахимовой и Эльмирой Уразбаевой, впоследствии  примадонной  эстрадного оркестра Батыра Закирова. В концерте 25 декабря 1944 года я дирижировала Детским симфоническим оркестром, организованном в Янгиюле, на фортепьяно исполнила «Песню жаворонка» П.И. Чайковского и  была удостоена награды: Усман Юсупов прямо на сцене подарил мне часики.

В Ташкенте звучали концерты, их, кажется, называли монографическими, когда произведения одного композитора исполнялись в течение двух-трёх вечеров. Их посещение для школьников было обязательным. 

«В Ташкенте оказались, -  отмечает С.Векслер в коллективной монографии «Музыкальная критика в Узбекистане», - застигнутыми войной несколько гастролирующих коллективов  -  из Львова, Ленинграда…

Из газетных  сообщений следует, что почти ежедневно во всех пригодных для этого помещениях шли концерты, были творческие встречи… Выступали И.Уткин, А.Толстой, В.Луговской, К.Чуковский, К.Вирта, А.Ахматова. В симфонических концертах, а они организовывались регулярно, звучали произведения классиков…»   4.

Помнится и то, что нас обязательно  каждый день кормили горячими супами, а оладушки, говорили, делали из порошка черепашьих яиц, которые присылала Америка.

Главное  впечатление:  теснота, теплота, сплочённость добрая, без раздражения.

Почему, где, в чём корни этих чувств маленькой девочки?

Сегодня, вглядываясь в глубины памяти и воспаряя к  вершинам её, я думаю: лучшее, что составляет среднеазиатскую (а если вспомним ахматовское - «мой азийский дом», то  музыкальнее  звучит «срединноазийскую») цивилизацию, проявилось в культуре наших соотечественников  тогда, в годы войны.

Фильм Шухрата Аббасова назывался «Ты не сирота». Так сказал народ Узбекистана детям и взрослым, людям разных языков и вероисповеданий, разных культур и социального происхождения, неожиданной массой вклинившимся в жизнь.  Всем  нашлись работа  и кров, всех одели и накормили  -  это делал народ.

С разрывом блокады, ленинградцы устремились домой. 

Позже, в нашем семейном архиве я обнаружила такой документ:

«Исполком Ленинградского городского Совета депутатов трудящихся разрешает въезд в гор. Ленинград Рашидовой Дильбар Абдусаломовне и просит выдать пропуск».

Подпись Председателя: Попков. 21  июля 1944 года. Смольный.

Мама, естественно, не решилась принять этот дар, и я в девять лет познала разлуку с первыми учителями и товарищами по искусству.

Жизнь «артистки» продолжалась. Став ученицей  общеобразовательной школы 110 города Ташкента, я вошла в  концертную бригаду, работавшую в госпиталях.

Там, где не было пианино или рояля, мы пели, танцевали, читали стихи, разыгрывали одноактные пьесы для раненых  солдат и офицеров. Один эпизод я должна поведать.

Я узнала, что в Ташкентской консерватории будет концерт виолончелиста Даниила Шафрана, приехавшего из Москвы. Учились мы во вторую смену. И я  решила отпроситься с последнего урока, с математики.  А преподавала нам её  директор школы Екатерина Филипповна Ермолаева.  Она  отменила свой урок, и  мы  вместе, всем классом   пошли в консерваторию.    

В 1942 году в Ташкенте была издана книга Корнея Ивановича Чуковского «Узбекистан и дети». Редактор Ю.А. Арбат. Тираж 5000, цена 50 коп. Великий друг детей записал для истории следующие факты тех лет.

Акилхан Шарафуддинов, пришёл в Наркомпрос: он хотел взять на воспитание ребёнка, «всё равно  кого -  будь то украинец, узбек или русский». У него была семья в 10 человек. Из них двое на войне: командир и доктор.  Эти люди знали: «там, где сыты пятеро, будет сыт и шестой».

Анна Ивановна Рябушкина: «А мне какого хочешь давай, хоть косого, хоть рыжего, лишь бы помочь моему государству». (подчёркнуто Чуковским).

Рязанец Иван попал в семью узбекского рабочего Нияза Алиева.

Шесть колхозов взяли на индивидуальное воспитание 150 ребят.

К.И.Чуковский называет фамилии и профессии  этих людей -  учитель, научный сотрудник, аспирантка, инженер, вагоновожатая, бухгалтер… Среди них – и сам Усман  Юсупов.

Корней Иванович особо отмечает людей, которые брали больных хилых детей. В их числе названа учительница 110 школы Кроль.

Замечательно такое наблюдение: «Маленькие дети отказались от своего любимого сладкого в пользу  другого ребёнка! – этого почти никогда не бывает. Это такой альтруизм, который в обычное время совершенно не свойствен душевной природе трёхлетних-четырёхлетних детей».

В ноябре 1941 года возникли Комитеты помощи детям. Они контролировали условия жизни усыновлённых в семьях, воспитательных  домах, организовывали  сбор одежды, дежурства общественниц на вокзале. Помогали ребятам старшего возраста найти работу.

К.И.Чуковский зорко замечает и факты волокиты и честно пишет об этом

2 января 1942 года в здании театра им. М.Горького проходит собрание женского актива  города Ташкента. Через 45 лет ташкентский историк Н.В. Мандральская опубликовала фотографию этого собрания в книге «Запечатленные образы войны…» (Ташкент, 1987 г. Автор фотографии Глауберзон). Там же опубликована фотография мальчика Р.Саматова, везущего  хлопок на завод в Бухару (1943 г., автор фото Юсупов).

Эти снимки  могут быть иллюстрацией, пусть 45 лет спустя, к  книге К.И.Чуковского, в которой читаем:

«Дети помогали  государству. По одному Ташкенту 4744 школьников собрали более трёх тысяч тонн хлопка… Всего в сборе хлопка участвовало 139 тысяч учащихся… По неполным данным в Самаркандской области  собрано 10588 тонн хлопка, в Андижане  -  15000 тонн, в Ферганской  -  18000 тонн,  -  всего 62216 тонн, то есть 7 или 8 процентов республиканского плана хлопкозаготовок!».

Из скрупулёзно собранных Корнеем Ивановичем данных сообщим сегодня и о том, что составляло важнейшую заботу времени, - о металлоломе, собранном школьниками: в Андижанской, Ташкентской  и Сурхандарьинской  области  -   всего 2525 тонн сырья  для армии. …Собирали по домам предметы домашнего обихода из меди, олова, цинка, бронзы  -  кумганы-кувшины, самовары, подсвечники, тазы и другое. «За грудами металлического лома живое детское воображение видит танки, самолёты, бронемашины, снаряды, обрушивающиеся на врага».

Отдельную главу К.И.Чуковский посвящает ташкентским школьникам, участникам Ансамбля песни и пляски. «Ансамбль дал  уже 178 концертов в госпиталях» (книга написана в 1942 году).   

В том же здании была тихая комната, где под руководством Евгении Осиповны Москалёвой прилежные девочки штопали чьё-то бельё, вышивали, шили, «превращая чьи-то рваные брюки в новые щегольские штаны для семилетних мальчишек и старые рваные юбки  -  в шикарные  пижамы для четырёхлетних девиц». Они  изготовляли  салфетки, скатерти, занавески, наволочки и многое другое.

            Книга в 20 страниц была издана в сложной обстановке. Как отмечает С.Векслер, испытывали «…острую нехватку во всём, в частности (был) и дефицит бумаги. Ноты, стихи нередко выходили на обёрточной бумаге… Газета «Правда Востока» печаталась на одном листе. Перестал выходить ряд газет и журналов».

А жизнь города между тем была насыщена впечатлениями от искусства.

Это свидетельствуют сохранившиеся Программы концертов 1943-1944 годов. В одном из концертов, например, звучала народная музыка Узбекистана, Таджикистана, Казахстана, Кыргызстана, Туркменистана   5.

В «ташкентской» Ленинградской консерватории обучались  кроме  талантливой молодёжи  из Узбекистана также музыканты из Москвы, Киева, Харькова, Одессы, Днепропетровска, Кишинёва, Минска, Риги, Талина, Львова, Гомеля.

Октябрь 1943 года отмечен концертами Ленинградской филармонии под управлением  известного дирижёра из Германии, в те годы работавшего в Москве, Курта Зандерлинга.

В концертах участвовали П.А. Серебряков, А.Халилеева и Халима Насырова.

22 июня 1942 года в Ташкенте состоялось премьерное (третье после Куйбышева  6 и Москвы) исполнение седьмой симфонии Д.Д. Шостаковича. Всеобщее увлечение творчеством заметно обогатило культурную жизнь города. Ташкент обрёл славу одного из самых музыкальных городов.

1 мая 1963 года  я провела  в Санкт-Петербурге в  доме Анны Андреевны Ахматовой.

В тот день медленно и задумчиво она сказала:

- Вы мне так напомнили Ташкент. Я ведь полюбила его. У вас есть хорошая поэтесса Зульфия. 

И ещё:

- Я писала о них. А когда со мной случилось то, что случилось, я вычеркнула их имена. Быть может,  им  стало бы неприятно...  

Кто же они? С кем общалась в годы эвакуации в Ташкент  А.А. Ахматова?

Вот, например, Галина Лонгиновна Герус…

Когда я прочитала «Завтрак в Рапалло» С.Дангулова и поделилась впечатлением недоверия к эпизоду, в котором перед поездкой в Италию министру иностранных дел Чичерину штопают фрак, «но так и было», возразила мне Галина Лонгиновна. Она, дочь дипломата, это знала. Вспоминала, что Чичерин играл Моцарта  прямо с листа. В их доме  я видела и слушала правнучку Тютчева. Она рассказывала о выставке скульптур в Лондоне, выставке, экспонировавшейся  специально  для незрячих: делились  впечатлениями  от работ Родена «на ощупь».

Или, - Алексей Фёдорович Козловский, композитор, сосланный в Ташкент в тридцатые годы.  «Моя Шахерезада»  называла его супругу Анна Андреевна. 

В фонде Института искусствознания хранится рукопись Т.С. Вызго, посвящённая Козловским.

Тамара Семёновна описывает впечатления первого дня пребывания их в Ташкенте.

Оставив вещи в камере хранения на вокзале, Козловские отправились бродить по Ташкенту. На одной из узеньких улочек старого города «девочка с массой мелких косичек», увидев их, убежала к себе во двор, выбежала с алой розой и протянула её композитору.

Вокально-симфоническая поэма А.Ф.Козловского «Тановар» по мотивам узбекской классической мелодии, насыщена ароматом алой розы его любви к Востоку.

Среднеазиатский Восток, отмеченный в истории толерантностью ума и сердца, принял людей, гонимых войной. Произошло взаимное обогащение, чужие становились родными, чужбина превращалась в отечество. 

Нам, школьникам, приезжие давали дополнительные знания и практические навыки в кружках   химии, математики, самолётостроения.

Я занималась в драматическом.

Любовь к людям воспитывалась в нас доброжелательностью между взрослыми людьми. Удобство бытия обеспечивали солнце и земля - теплом, фруктами, овощами, орехами.

Ташкентские лепёшки  и сегодня утоляют голод и ностальгию.

Мои знакомые увезли  в Америку тандыр для выпечки лепёшек.

Всё лучшее, что было присуще этому городу, отмеченному взаимопроникновением  особенностей оседлой и кочевой жизни ещё в древности, городу,  формировавшемуся на Великом Шёлковом пути, имевшему богатейшую языковую культуру, в общетерриториальном активе которой в начале ХХ века наши просветители-джадиды  наблюдали  и  призывали знать  9 (девять) языков мира, суперделовой талант, присущий  особенно ташкентским узбекам, (один из братьев моего деда  заметил: новорожденные везде зовут «иньга-иньга», а в Ташкенте  -  «таньга-таньга»),  прекрасный климат и составляли тот мир, который принял людей эвакуации.

Они же своим трудом, творчеством, знаниями, духовно и душевно обогатили культуру нашего города. 

Прав был  Саади, заметив ещё в XIII веке: «Бани одам аъзои якдигаранд»  -  «Все люди   - родичи друг для друга».  

----------------------------

Примечания:

 

1. «100 лет  Ленинградской Консерватории, Исторический очерк» Ленинград, 1962г., стр. 175.

2. Там же. стр.173.

3. Там же. стр.173.

4. «Музыкальная критика в Узбекистане. Ташкент: «Фан», 1984, стр.114.

5. Там же. стр.115.

6. Ныне – Самара.