IN MEMORIAM

КОЭФФИЦИЕНТ СКАЗОЧНОЙ И ФАНТАСТИЧЕСКОЙ РЕАЛИЗУЕМОСТИ, ПОЖАЛУЙ, РАВНОВЕЛИК…
 
Вспоминая Ходжиакбара Шайхова

Опыт показывает: если общество, по каким-либо объективным или субъективным причинам не освоило какую-либо сферу деятельности, хотя соседи в ней заметно продвинулись вперёд, у него появляется два варианта: либо полностью пройти тот же путь самостоятельно, либо, чтобы не тратить время на догонку, купить то, что оно упустило, у тех же соседей.

В области практической деятельности, как правило, общество идет вторым путем. Это – в большинстве случаев рационально.

Но если неосвоенная сфера относится к области творчества, тем более к такой ее достаточно нежной и хрупкой части как художественная литература – здесь ничего не приобретешь. И даже покупка прав на перевод, а затем и на собственное издание «интеллектуальной продукции» соседей у себя на родине все равно не даст необходимого опыта для наладки «производства этой же продукции»…

Во второй половине XIX века Западная Европа в жанре прозы интенсивно начала осваивать сферу так называемой научной фантастики. Творчество популярнейших писателей Жюль Верна и Герберта Уэллса вполне сформировало и практически полностью наполнило своим позитивистским содержанием всю эту область. А к первой половине ХХ века уже и Восточная Европа, естественно включая Россию, уверенно догнала Запад в романах Карела Чапека, Станислава Лема, Александра Беляев, Ивана Ефремова, да и не только их: на период после Второй мировой войны приходится, например, бурный расцвет русско-советской фантастической литературы.

Тем удивительнее, что на фоне подобного всеобщего цветения популярнейшего жанра, парадоксальным феноменом выглядит неосвоенность этой сферы литературами народов Ближнего и Среднего Востока.

Впрочем, подобное можно попытаться объяснить причинами внешнего, не литературного, характера. Ведь здесь наблюдалось заметное отставание в научно-техническом развитии, - главном стимуле и поставщике научно-фантастических сюжетов, и здесь же оставался очень высоким уровень общественно-государственной индифферентности населения. Иначе бы, несомненно, многовековая история сказочной литературы этих народов - с соответствующими национальными спецификами - могла бы легко стать тем фундаментом, на котором, как известно, тоже очень часто формируется литература фантастики, в том числе и научной.

До начала семидесятых годов прошлого столетия узбекская литература имела буквально единичные примеры произведений с достаточно безусловными элементами научного проникновения в будущее. Например, в поэме Алишера Навои «Стена Искандера» описывается погружение на дно моря, совершаемое Александром Македонским и его учителем - философом Аристотелем, в устройстве являющимся прототипом современных подводных аппаратов…

«Ненаучная» же фантастика (современное «фентези»), граничащая с так называемой сказочной фантастикой, практиковалась гораздо шире. Однако, существовавшие здесь ограничения, продиктованные жесткими религиозными канонами - ограничения и на сюжет, и на фабулу - достаточно сильно влияли на ее разнообразие. И это было явлением достаточно продолжительным…

Но вот, в начале семидесятых годов прошлого века, появились, вернее, начали творчески формироваться, два первопроходца в этой - у нас почти неосвоенной - сфере узбекской литературы. Я говорю о моих друзьях: Народном писателе Узбекистана Тахире Малике, и об ушедшем от нас, к сожалению, несколько лет назад - Ходжиакбаре Шайхове.

Тахир Малик, будучи гуманитарием по образованию, сразу начал выстраивать сюжеты своих фантастических произведений так, что духовный мир человека в них «по масштабам» заметно возобладал даже и над масштабами вселенскими в космологическом смысле этого слова.

Ходжиакбар Шайхов, до мозга костей инженер, только что окончивший Политехнический институт, специалист по электроэнергетике, строил свои фантастические миры по-иному: ежеминутно опираясь на научно-технические достижения прошлых, настоящих и будущих времен. В этом смысле именно он каждым своим произведением и «заполнял» эту еще не освоенную лакуну в узбекской литературе. При этом Ходжиакбару пришлось решать одновременно несколько достаточно сложных проблем. Во-первых, – самому, без специального образования, овладевать искусством слова. Во-вторых, – вырабатывать в себе искусство увлекательного рассказчика. В-третьих, – разворачивать все имеющиеся возможности, установившегося к тому времени узбекского литературного языка в сторону изложения фантастических сюжетов. В-четвертых, – по ходу дела «устанавливать» узбекские версии научно-технических терминов.

Вся эта, в творческом смысле увлекательная, но физически изнурительная работа продолжалась в течение двадцати лет его литературной деятельности.

Весь этот изнурительный путь хорошо просматривается в динамике продвижения к заметному совершенству его поздних произведений. То есть, к началу девяностых годов эти проблемы он для себя решил.

Существует мнение, что количество возможных оригинальных сюжетов в литературе в общей сложности не превышает определенное, весьма малое число. При таких жестких условиях и при огромном количестве пишущих, Ходжиакбару - особенно в начале творческого пути - невозможно было полностью избежать сюжетных и фабульных схем, уже разработанных – с большей или меньшей степенью успеха - другими авторами. Впрочем, в какой-то мере это можно оправдать отсутствием подобных вариаций, разработанных на узбекском языке.

Он шел словно ощупью. И если первые сюжеты Ходжиакбара имели в некоторой мере следы «научной примитивности», особенно в областях ему не близких (например, в книге «7-СЭР» – где описываются события космического масштаба, или в «Необыкновенном облаке», - где писателем делается попытка описать явления, имеющие химико-биологический характер…), то в повести «Блеск алмаза» следов подобных несовершенств уже не видно.

Все это, конечно, стало результатом, в первую очередь, его постоянного «просвещения себя».

Но еще - и активного участия во Всесоюзных семинарах, контактов с московской школой писателей-фантастов.

Его скромная, ненавязчивая коммуникабельность, своеобразное обаяние, степенность в разговоре и рассудительность в поступках создавали отличные условия для самососредоточенного творческого роста. Вектор его тем, их разработки заметно меняются. «Технологичность» превалирующая в ранних произведениях постепенно уступает место попыткам соотнести достижения научно-технического прогресса с моральными и нравственными приоритетами человека, с адаптацией к ним… Отныне мерилом оценки мировоззрения человека становятся его - никем не искаженные - мысли.

Подтверждение этому в его собственных словах и взглядах, которые он высказывал и мне, и нашим общим друзьям; они сохранились в моей памяти. Слова Ходжиакбара приводит в своем послесловии к сборнику1 повестей автора и доктор филологических наук Пирмат Шермухамедов:

«Можно ли установить четкую границу между научной фантастикой и сказкой? Если да, то чем - прежде всего - они отличаются друг от друга? Чтобы найти ответ на эти вопросы, приведу следующие простые примеры.

Известно, что в поэмах вошедших в «Пятерицу» Алишера Навои, немало сказочных событий, фантастических мотивов и эпизодов. В частности Навои так описывает драгоценный дар Искандеру – «Зеркало Истины» Царя Чина и Хутана: «Поверхность этого зеркала была светла, как луна и солнце, оно никогда не ржавело, и было прозрачно как хрусталь. Если одна сторона этого зеркала была блестящей и показывала отражение человека, то другая сторона не была как у обычных зеркал, черного цвета. Создатели этого загадочного зеркала дали двум его сторонам свойство двоякого отражения. Например, одна его сторона была создана таким образом, что когда царь садился на престол справедливости, пожелав разобраться в жалобах народа, и если кто-то из ответчиков отрицал предъявленное ему обвинение, то для выяснения истины не было нужды в свидетеле, а достаточно было лишь одного взгляда на зеркало. Если ответчик говорил правду, то в зеркале виднелось его чистое отражение, если же он лгал, то лица не было видно…

А вот как может описать современный писатель-фантаст подобный «детектор лжи»:

Это электронное зеркало снаружи было похоже на ящик, на двух противоположных сторонах которого были укреплены экраны – прозрачные как хрусталь, зеркала из нержавеющего материала. «Ящик» изнутри был наполнен источником электроэнергии, различными микросхемами, сопротивлениями, полупроводниками, проводами. Он обладал необычным свойством: при помощи этого аппарата можно было определить, говорит ли человек правду или нет. Специальный усилитель тока и блоки сравнения принимали от человека, подвергаемого проверке, два одновременных сигнала: его устную информацию и сигналов биотока его мозга. При их совпадении один из Экранов светился, в противном случае никакого изображения не было.

Любопытная аналогия, не правда ли? Смысл ее очевиден – сказка и современная литературная фантастика обладают единым свойством: будят человеческую мечту к действию, реализуя ее в нашем воображении, чтобы реализовать потом в действительности. То есть коэффициент реализуемости, прогностичности сказочной и фантастической, пожалуй, равновелик…».

Или, вот, еще:

«В фантастике о прошлом национальный колорит должен проявляться повсеместно. То есть в такого рода произведениях имеется большой фронт для использования мотивов и приемов устного народного творчества, для описания национальных традиций. Возросший интерес к фольклору сегодня – явление естественное, свидетельствующее об обострившемся у наших писателей-фантастов чувстве связи с народом, с его многовековой мудростью и историей. Авторы такого рода фантастических произведений стремятся обогатить непосредственные впечатления современника, умножить его духовный мир на те богатства знаний и образов, которые копились веками в мифах, легендах, преданиях, сказках…

В фантастике о дне сегодняшнем национальное должно проявляться, прежде всего, в раскрытии национального характера. Что касается фантастики футурологической, прогнозирующей будущее, то здесь национальное начало ощутимо в меньшей степени. Тем не менее, в моих произведениях в этом поджанре национальные приметы органично существуют. Они проявляются частично в форме и – в большей степени – в содержании. В одних случаях это какие-то второстепенные признаки, в других – более ощутимые и важные детали. Причем в таких произведениях национальное и интернациональное взаимодействуют по сложным и неоднозначным законам, обогащая друг друга, отражаясь в характерах героев и в манере повествования».

Эти размышления совершенно не нуждаются в комментарии. То, что они звучат немного наивно на фоне сегодняшнего уровня техники, или же откровенно пересекаются с достаточно распространенными, ставшими привычными сегодня мнениями и иных писателей, говорит о том, что Ходжиакбар, живя в своем времени, стараясь держаться в рамках его же временного менталитета, все-таки и опережал его, и ломал мешающие, ограничивающие всякое творчество, рамки сиюминутности.

Вершиной просветительской деятельности Ходжиакбара я считаю основание им ежемесячного журнала «Сирли олам» («Таинственный мир»).

Если особо не подчеркнуть что это случилось в 1991 году, когда наша страна, ставшая суверенной, одновременно получила и полный спектр нерешенных проблем во всех областях деятельности, то, несомненно, будет упущена еще одна грань его таланта в еще одной сфере.

Полностью разорванные полиграфические, типографические связи, еще достаточно неустойчивая инфраструктура во всех финансово-хозяйственных сферах, проблема бумаги (в республике, кроме бытовой и самой низкопробной – газетной, ее не производили)… Несмотря на это, Ходжиакбар, проявив колоссальную жизненную энергию, выпустил-таки первый номер своего журнала (он естественно был его главным редактором), начал готовить следующие...

Журнал имел вполне реализуемые тиражи (до 250000). И немалая часть интеллектуальной писательской публики считала своим долгом печататься в нем. При всем том, содержание журнала достаточно полно отображало мировоззрение самого Ходжиакбара, его мировоззренческую эволюцию последних десяти лет.

Естественно, во всех номерах журнала, подписанных им к печати, наряду с уфологией, спорно-спекулятивными объяснениями иных исторических факторов, мистики, отдавалось много первоочередного места близкой его душе научной фантастике. Именно – научной.

Впрочем, она была скоро потеснена жанром «фентези». Науки и техники становилось все меньше и меньше… А потом и «фентези» уступило свои позиции направлениям, которые принято называть коммерческими… Началось мощное наступление рыночных факторов на издательское дело, среди которых Ходжиакбару становилось все труднее и труднее…

Потом его не стало.

Но он все же успел заполнить часть той сферы, которая в узбекской литературе до него, более ста лет оставалась неосвоенной.

-----------------------------

1. Шайхов Ходжиакбар. Блеск алмаза. Научно-фантастические повести.
Издательство им. Гафура Гуляма. Ташкент. 1988 г.