ДЮНЫ
Венок сонетов

 

I

 

Мой дом живет на взлете рыжей дюны,
недалеко от моря и реки.
Тона песка изменчиво тонки
и ветер обновляет свой рисунок -

подвижны завитки песчаных рун.
Прекрасно - руки крыльями раскинув,
бежать без предначертанных тропинок
по теплому упругому ковру.

Ногам, привыкшим к выси каблуков,
ступать без тесных кожаных оков
казалось упоительным и странным.

А ветер, соблюдая этикет,
за развлеченье гостьи взялся рьяно.
Теперь он - мой единственный сосед.

II

Примчался непоседливый сосед,
затеял весело игру в пятнашки,
подкинул к небу бабочку-бумажку:
лови скорей бумажный пируэт.

И распустив ажурный белый веер,
бежал за мною словно верный паж.
Нашла же на него такая блажь -
все время вился рядом свежий ветер.

Потом он стал покладисто-жеманным,
покалывал песчинками нарзанно.
Песок струился змейкою медвяной,
меж пальцами - июнем отогрет -

и засыпал, и сглаживал случайный,
ко мне забредший ненароком, след.

III

С лица земли исчез никчемный след,
идущий от моей тишайшей кельи.
И хорошо - не будет канители
ненужного общенья и бесед,
погода - чей единственный предмет.

Случилось так, что пляжное безделье
вдруг стало мне незаменимым делом.
Уйти в себя хоть раз за восемь лет.

Бесцельно льются мысли. Их извивы
непредсказуемы и прихотливы.
Порой, едва уловишь силуэт

фантазии, что промелькнула втуне...
Сбил мысли ветер. Подобрав букет
всех летних ароматов, с юга дунул.

IV

И ветер пряной травкой с юга дунул,
и опустил цветок в ладони мне.
А солнце в белом облачном пятне
Желтело, как яичница глазунья,
над волнами задумчивыми дюн.

И забывалось злое слово "нервы",
и сплетни утомленно стекленели,
не приближаясь к дюнам ни на дюйм.

Сливались вновь раздерганные чувства,
затягивало мусорную пустошь
нежнейшею велюровой травой.

А летняя веселая колдунья
веночек-нимб над грешной головой
повесила из зелени июня.

V

Прохлада прибалтийского июня
прекрасна после бешеной жары.
И сгинул для меня в тартарары
на весь длиннющий месяц город южный,

где пыль укрыла листья старым плюшем,
а лето - сумасшедший кочегар -
еще... еще... подкидывает жар,
и жарятся на солнце чьи-то души.

Там на размягшем сургуче асфальта
только печать моих следов осталась.
Издалека родных южан жалею.

А у меня, по стынущей земле,
прохлада потянула синим шлейфом.
И хорошо, что есть уютный плед.

VI

Накинула на плечи теплый плед.
А за окном вечерне и привольно.
Застыли, всколыхнувшись, дюны-волны,
и я по ним плыву на корабле.

Крамольно позабыты все запреты.
Увяли обязательства и долг.
Ролей моих заплатанный чехол
запрятан в чемодане под газеты.

Не нужен тормоз жесткого рассудка.
Цветочек заколдованный "забудка"
выращиваю нынче у дверей.

И ничего не хочется хотеть.
В часах песочных утекает время,
закат окрасив в огненную медь.

VII

Закат. Горит надраенная медь.
Но вдруг надрывно рассмеялась чайка,
от моря залетевшая случайно.

Чего б ей песни светлые не петь
в начале расцветающего лета?
Так нет, она вещает, хохоча.
Нахлынула вечерняя печаль,
и вниз "орлом" опять легла монета.

Нет дарящего отрешенье зелья.
С востока темнота смывает зелень.

Стареющая блеклая луна
забыла, что была изящно-юной.
Висит она, уныла и полна,
надломленной тарелкою латунной,

VIII

Закат еще отсвечивал латунью,
а для меня на миг весь мир померк.
Хотела я тогда же сжечь конверт...
Не зря смеялась чайка-хохотунья...

Обиды старой горестный гарпун
вонзился в заживающее сердце -
письмо... оно чернильною диверсией
из книги выпало. И сотни струн
вдруг отозвались болевым аккордом,
и вся моя взлелеянная гордость
на деле оказалась ерундой,
растаяла, как воск горящей свечки,
оставила неуловимый стон.
Сменяла ночь смиряющийся вечер...

IX

Сменяла ночь смиряющийся вечер
и вырастало "завтра" из "вчера".
Межвластье - серых сумерек пора.
Мир ими чуть размыт и обесцвечен.

Крупицы света тороплюсь сберечь
и оживить, хотя бы в доме, краски.
Дрова сосновые готовы страстно
и жертвенно в ночи огнем истечь.

Век быстротечен спички-невелички -
сгорела, но запрыгал символично
оранжевый трескучий гребешок,
принявший огневую эстафету.

Он набирался сил, сиял и жег.
Но где приятель мой, июньский ветер?

Х

А наигравшийся бродяга-ветер
песчинками постукал по стеклу:
- Пусти домой, я примощусь в углу,
я буду скромен, тих и незаметен.

Я разогнал все облака, и свет
флюоресцирующей зыбью лунной
рассыпался по задремавшим дюнам,
запутался пылинками в траве.

Тебе несу я ворох ароматов -
фиалки нежность и прохладу мяты.

Приветливо распахиваю двери.
Он сквознячком скользнул через порог,
реален, но немного эфемерен -
и завихрился на ковре у ног.

XI

Свернулся вихрем на ковре у ног
и, поддаваясь плену мягкой лени,
уткнулся носом в теплые колени,
немного повозился и умолк.

Я обратилась к ветру с монологом.
Он, верно, был со стороны нелеп,
но нужен мне словно вода и хлеб:
"Развилкою закончилась дорога...
Куда теперь? Решенье неотложно.

С годами уменьшается возможность
откорректировать упрямую судьбу,
но копит хлам в кладовке скряга-память,
сплетая паутину цепких пут..."

В камине каменном запело пламя...

XII

В камине каменном пылало пламя.
К трубе взлетал полупрозрачный стяг.
Спешил согреть жилье живой очаг
с решеткою в чугунных монограммах.

Есть у меня испытанный бальзам -
в столе карандаши, листок бумаги.
И вот уже кудрявится каракуль
из букв. Поможет, может, добрый ямб,
сосредоточившись в безлюднейшей глуши,
добавить смысла музыке души,

наречь словами все ее порывы,
в определенность воплотить намек.

Огонь плескался искрами игриво,
взвивался легкий пепельный дымок...

XIII

Тянулся легкий пепельный дымок
и распылялся кверху ветхим клешем.
Живу я чаще будущим, чем прошлым.
Не верится, что есть на свете рок,

но цепь щелчков и жизненных уроков
уже так долго тянется... И что ж?
Конец ее спешит, как в зимний дождь
прохожий, и усталый, и продрогший,
укрыться за дубовыми дверьми.

А по артериям бежит крови кармин,
рождая безнадежные мечты.
Я их швыряю в меркнущее пламя.

Они чернеют, обращаясь в дым.
К луне плывет воздушный этот замок.

XIV

К луне уплыл мой нереальный замок,
причудлив, беззаботен, белокур.
И - странно - он унес с собой тоску.

Зола тепло хранила в серой замше,
и чуть курился хвойный фимиам -
смолистый аромат сосновых чурок.
В созвучья ночи вслушивалась чутко.

Спокойствием дышал вселенский храм
под сенью серебрящихся созвездий.
И в душу проникало равновесье
и примиренье с миром и собой.

Сны приносила призрачная шхуна.
Довольный летним днем, своей судьбой
мой дом уснул на склоне темной дюны.

Магистрал

Мой дом живет на взлете рыжей дюны.
И ветер, мой единственный сосед,
замел забредший ненароком след
и напоследок пряно в окна дунул.

Прохлада прибалтийского июня
закутаться велит в уютный плед.
Закат, сначала выкрасившись в медь,
потом едва отсвечивал латунью.

Сменяла ночь смиряющийся вечер
и наигравшийся бродяга-ветер
свернулся вихрем на ковре у ног.

В камине каменном запело пламя,
рождая легкий пепельный дымок -
к луне холодной плыл волшебный замок.