ПЕСНЯ УДОДА

Рассказ

Когда ты явился на свет, ты плакал,
а кругом все радовались;
сделай же так, чтобы, 
когда ты будешь покидать свет,
все плакали, а ты один улыбался. 

Индийское изречение

Высоко над пустыней маленькой точкой в синем небе завис орел. Медленными кругами он парил в теплых потоках поднимающегося от песков воздуха, временами оглашая окрестность сдавленным клекотом. Ветер поднебесья легко шевелил пегие перья на его крыльях. Острый взгляд подернутых прозрачной пленкой мертвенных глаз впивался в огромную карту расположенных внизу земель и различал мельчайшие подробности. Тяжелое, неукротимое движение конных масс сопровождалось гулом, стоящим над пустыней от топота копыт. Видел он и пот, струящийся по угрюмым лицам воинов и натертые сбруей бока лошадей, их лиловые косящие глаза. Острый слух орла улавливал даже позвякивание сбруи и стремян. Пегий тщетно искал себе поживу в это солнечное утро. Поток коней и людей захлестнул все дороги и барханы пустыни, спугнув с места всю живность.

Вторая тысяча «Тургаудов» двигалась на восток, пересекая пустыню. Армия шла разными дорогами, отряды двигались не пересекаясь, чтобы коням хватало воды и запасов травы. Вторая тысяча охраняла ставку Тимура и сопровождала его в походе. По пути следования встречались кишлаки, но большинство из них были нежилыми и некоторые даже засыпаны песком по самые крыши. 

Тимур повернул коня и поднялся на бархан. Рядом с ним, не отставая, пришпорив лошадь,  на бархан забрался воевода Бурундук. Оба всадника осматривали окрестности. Желтая пустыня протянулась до горизонта, вдали были видны пятнышки оазисов, небольшие группы зелени, постройки кишлаков. Под ближайшей группой чахлых деревьев Тимур разглядел маленькую фигурку человека. Всадники в сопровождении нескольких воинов охраны поскакали к этому месту. Под деревом на старом коврике сидел старик в белом,  с длинной седой бородой. Он с трудом опустился на колени и приветствовал завоевателя. Затем прочел молитву. Все присутствующие в молитвенном движении провели ладонями по щекам.

- Что случилось на этих землях? - спросил Сахибкиран, вглядываясь в старика. - Какой завоеватель успел пройти по этим кишлакам? Где люди, где животные?

- Если Величайший Полководец всех времен согласен потратить немного времени, пока слуги будут поить его коня, я постараюсь полностью описать те странные и таинственные события, которые произошли на этих землях.

Слуги Тимура уже расстилали ковер и ставили походный навес, защищающий от солнца. На ковре были тут же разложены фрукты и расставлены напитки. Конюхи подхватили под уздцы коней и увели. Тимур и Бурундук расположились в прохладе, охрана, отступив на расстояние, не позволяющее им слышать разговор, заняла положенные места.

Тимур пригласил старца отведать фрукты и напитки и приготовился слушать. Старец, вкусив от даров владыки, неторопясь начал свой рассказ:

Вот уже много лет индийский удод, словно Симург из сказки, прилетал в Глиняный кишлак, где уныло скрипела арба и ее  деревянные колеса чертили в теплой пыли ровные светлые полосы, подымаясь по дороге на холм или катясь с холма. Глиняным здесь было все: валы дувалов, крыши, стены невысоких домов, прямоугольные возвышения - супа, для отдыха в тенистых маленьких двориках. 

Старая мечеть кишлака была создана руками строителей из племени газнави, раньше проживавших в этих краях. Так вот, она была слеплена из чистейшей глины и высокие прямые стены, и неровный приземистый купол, и маленькая башенка минарета со светящейся вечерами каплей окна над устало уснувшим кишлаком. Глина тихо шуршала, осыпаясь песчаной пылью на закате, но особенно явственно это текучее шуршание было слышно в темные ночи, когда тишина ложилась на узкие кривые улочки кишлака, и любой звук в ночной прохладе становился громче и отчетливей. Только иногда это шуршание пронизывалось неожиданным звоном ведра во дворе или стуком железного кольца, на резной старинной калитке какого-нибудь из домов.

В этих местах,  никто не запирал домов и  двойные кольца на калитках использовались для того, чтобы оповестить гостя: оба кольца вниз - мы дома, заходите; оба кольца вверх – нас нет дома, приходите позже; и наконец, одно кольцо вверх, а второе вниз – дома только женщины, мужчин просим не беспокоить.

Сухой ветер нес по улицам кишлака песчинки, заметаемые с далеких просторов пустыни, которая бархатным покрывалом протянулась с востока и до горизонта и обволакивала кишлак на рассвете, слегка, однако, отступая от него на закате. Казалось красное солнце, заходя на краю гладкого медного подноса пустыни, своими лучами отодвигает наступающие на домики текучие пески, одновременно отодвигая и тот день, когда кишлак исчезнет, весь засыпанный песчаным снегом и струящимися по его изогнутым улочкам узкими потоками песчаной реки. 

Удод был ученой птицей, об этом говорится во  многих сказках Шахерезады, и, в силу своих глубоких научных познаний, предвидел такое печальное развитие событий, но имея маленькое и храброе сердце, он не хотел мириться с беспощадным роком, и каждой весной перелетая через всю текучую и шевелящую барханами, как будто живую, пустыню, прилетал к жителям кишлака и радовал их своими нежными вскриками на восходе еще холодного, но уже разгорающегося и позже набирающего полуденную мощь, солнца. 

Люди кишлака с большим нетерпением ждали прихода весны, может быть из-за удода, а может и по каким-то другим неведомым нам причинам. Но каждый раз весной, заслышав его пение, они спешили к старой разлапистой урючине во дворе мечети, которая растопырив изломанным узором свои морщинистые старые ветки, тоже ждала прилета птицы, и с радостью принимала удода в свою уже густеющую листву. Народ обступал старое дерево и во дворе мечети становилось тесно, мальчишки залезали на дувалы, а девочки смущенно прятались за цветастые материнские юбки. И, как зачарованные, люди слушали песни удода, небольшой птички  с зеленоватым переливающимся на солнце хохолком. Потом люди в молчании расходились, и на лицах у них было глупое выражение, как будто они хотели улыбнуться, но не могли, или хотели вспомнить что-то очень для них важное, но каждый раз начинали думать о чем-то другом. В такие дни в кишлаке было очень тихо. Не стучали калитки, по улицам не ездили на скрипучих арбах дехкане, не гремели ведра во дворах, не кричали ослы и не блеяли овцы, и даже казалось, что вода в арыках замирала и журчала еле слышно.

Годы проносились над затерянным в пустыне кишлаком. Все также шуршала, осыпаясь песчаной пылью, глина, заходило вечером солнце, усталые люди возвращались со своих небольших, отвоеванных у песков посевов, и светящаяся капля окошка также горела ночью на маленькой башенке минарета мечети, над мирно спящим кишлаком.

Дети подрастали, родители старели, все шло своим чередом, как это и предписано людям свыше. Только иногда кишлак стал просыпаться ночью от громкого стука железных колец на старых резных карагачевых калитках. Поначалу никто ничего не мог понять, а это Судьба стучала в резные калитки кишлака. Молодежь стала мечтать по ночам, и не о женитьбе или богатстве. Девушки и парни мечтали о дальних краях, о  зеленых берегах, о городах полных бурления жизни, о светящихся в ночи огнях, музыке и песнях. А это очень опасно, когда девушки и парни мечтают не друг о друге. Да, да очень, очень опасно. Сначала они становятся беспокойными, потом престают спать по ночам, лихорадочный румянец покрывает их юные ланиты, и в один прекрасный, а, впрочем, далеко не прекрасный для их родителей день, они, один за другим, уходят. Они идут за восходящим солнцем и в их глазах нельзя прочесть ничего кроме задумчивости. Вот их фигуры становятся все меньше и меньше и, наконец, превращаются в маленькие точки далеко в пустыне, а потом исчезают и они.

Год за годом людей в Глиняном кишлаке становилось все меньше и меньше. Старики умирали. Молодые уезжали. И теперь, когда прилетал удод, иногда слушать его приходили всего три-четыре человека. Со временем и удод перестал прилетать. Зачем все эти усилия, когда тебя некому слушать. Глина все также шуршала, стекая со стен, и тихими ночами ее шуршание становилось все слышней. 

Как-то  ночью капля окна на маленькой башне минарета мечети не зажглась, и Глиняный кишлак погрузился в абсолютную темноту. Шли дни. Постепенно дома все меньше выступали над поверхностью песка, и однажды кишлак исчез весь, засыпанный песчаным снегом и струящимися по его изогнутым улочкам узкими потоками песчаной реки.

Когда-то давно и над нашим кишлаком в ночи светилась капля окна на маленькой башенке минарета. Но прошло время, и некому стало слушать песни удода.